Annotation Вы знаете, как работает волшебство? То волшебство, благодаря которому олени взмывают в небо? То волшебство, которое помогает Отцу Рождество облететь весь мир за одну ночь? Надежда. Вот как оно работает. Без надежды не было бы никакого волшебства. И в самую первую ночь, когда Отец Рождество решил подарить детям немного счастья, маленькая девочка Амелия сделала это возможным – так сильна была её вера в чудо. Но на следующее Рождество, когда Амелия отчаянно нуждалась в волшебстве, Отец Рождество не пришёл. Земля дрожала от тяжёлой поступи троллей, Эльфхельм лежал в руинах, и олени едва могли оторваться от земли. Отец Рождество не пришёл – и надежда Амелии почти угасла. А ведь она единственная, кому под силу спасти Рождество… * * * Мэтт Хейг Девочка, которая спасла Рождество Когда дрожит земля Мастерская игрушек Мистер Мор Малыш Мим Занудник вылезает из кровати Ночной горшок Мамина рука (очень короткая и очень грустная глава) Барометр надежды Летучие историкси Стук в дверь Отец Водоль и длинные слова Бегство Констебль Нюхлз Чарльз Диккенс Тёмное небо Падающие олени Мыло Новая работа Нуш Пикси Правды Женщина по имени Мэри Четырёхкратное ура в честь Отца Рождество Новые сани Укус Жёсткая посадка В гостях у королевы Вихрь спешит на помощь! С одобрения королевы Девочка с бородой Отец Рождество принимает решение Среди людей Тот самый кот Даути-стрит, 48 Ночной инспектор Неприятное место Что-то волшебное Девочка в подвале Несчастливое Рождество Шнурки мистера Мора Ребёнок на свободе Амелия совершает последний рывок Побег Отца Рождество Эффектное появление Возвращение Капитана Сажи Пальцы мистера Мора Новости от Отца Водоля Амелия злится Долина троллей Внутри тролльего кулака Рождественский ужин Пещера трещит и содрогается Чудовство Следы на снегу Путь домой Благодарности * * * Мэтт Хейг Девочка, которая спасла Рождество Перл, Лукасу и Андреа – самым волшебным людям, которых я знаю Copyright © 2016 by Mat Haig Illustrations © 2016 by Chris Mould © Е. Колябина, перевод на русский язык, 2017 © ООО «Издательство АСТ», 2017 Девочка, которая спасла Рождество Вы знаете, как работает волшебство? То волшебство, благодаря которому олени взмывают в небо? То волшебство, которое помогает Отцу Рождество облететь весь мир за одну ночь? То волшебство, которое способно остановить время и сделать мечты явью? Надежда. Вот как оно работает. Без надежды не было бы никакого волшебства. В Сочельник не сам Отец Рождество, не Блитцен и не другие олени делают волшебство возможным. Нет, его делают возможным все дети, которые мечтают о чуде. Если бы никто не мечтал о волшебстве, оно бы никогда и не случалось. А раз Отец Рождество прилетает каждый год, мы можем не сомневаться, что волшебство – во всяком случае, некоторое волшебство – совершенно реально. Но так было не всегда. Были времена, когда рождественским утром детей не ждали чулки с подарками и запакованные в яркую бумагу свёртки. То были очень печальные времена, и мало у кого находились причины верить в волшебство. Так что в самую первую ночь, когда Отец Рождество решил подарить детям немного счастья и чудес, ему предстояла большая работа. Игрушки были сложены в мешок, сани и олени готовы к полёту, – но, покидая Эльфхельм, Отец Рождество знал, что в воздухе недостаточно волшебства. Даже Северное сияние едва горело. А волшебства было мало потому, что было мало надежды. В конце концов, как могут дети мечтать о чуде, если они в жизни его не видели? Вот почему первое путешествие Отца Рождество чуть не обернулось крахом. Всё получилось благодаря одной маленькой девочке, которая жила в Лондоне и всем сердцем верила в волшебство. Изо дня в день она надеялась на чудо. Эта девочка нуждалась в Отце Рождество больше, чем кто-либо на земле. Именно она помогла ему, когда олени стали выдыхаться. Её надежды в тот Сочельник хватило, чтобы осветить всё небо. Маленькая девочка задала Отцу Рождество цель. Указала направление. И он последовал за узкой полоской света прямо к её дому на Хабердэшери-роуд в Лондоне. А после того как Отец Рождество оставил чулок с игрушками возле её набитой клопами кровати, надежды стало больше. Волшебство проникло в мир и разлетелось по детским грёзам. Но Отец Рождество не обманывался. Он знал, что без одной-единственной восьмилетней девочки по имени Амелия, которая своей надеждой воплотила волшебство в жизнь, Рождество бы никогда не настало. Да, для того, чтобы осуществить его замысел, понадобились эльфы, и олени, и мастерская, но именно Амелия спасла Рождество. Она была первым ребёнком. Девочкой, которая спасла Рождество. И Отец Рождество никогда этого не забудет… год спустя… Когда дрожит земля Отец Рождество сложил письмо Амелии и убрал в карман. Он пересёк укрытый снегом Олений луг и пошёл по берегу замёрзшего озера, любуясь тихими видами Эльфхельма. Бревенчатый Главный зал. Магазин башмаков, Шоколадный банк и кафе «Фиговый пудинг» на Главной улице, закрытое в столь ранний час. Школа санного мастерства и Университет продвинутого игрушкотворства. Высокая (по эльфийским меркам) редакция газеты «Ежеснежник» на улице Водоля. В свете утреннего солнца её стены из пряничного теста необычайной крепости горели оранжевым. Отец Рождество брёл по снегу всё дальше и дальше. Он повернул на запад, к Мастерской игрушек и лесистым холмам пикси, которые лежали за ней. Там он увидел эльфа в коричневой тунике и коричневых башмаках. Тот шёл ему навстречу. На носу у него поблёскивали очки с толстыми стёклами. Эльф был слегка близорук, так что Отца Рождество он увидел не сразу. – Привет, Занудник! – окликнул его Отец Рождество. Эльф подскочил от неожиданности. – О, п-привет, Отец Рождество. Прости, я тебя не заметил. Вот, иду с ночной смены. Занудник был одним из лучших работников Мастерской игрушек. Многим этот нервный маленький эльф казался странным, но Отцу Рождество он нравился. Занудник служил Помощником заместителя главы Цеха игрушек, которые прыгают и вращаются, считался незаменимым сотрудником и никогда не жаловался на то, что приходится задерживаться после работы. – В мастерской всё в порядке? – спросил Отец Рождество. – Да-да. Все игрушки, которым положено вращаться, вращаются. А те, которые должны прыгать, прыгают. Была небольшая проблема с теннисными мячиками, но мы уже всё исправили. Теперь они даже прыгучее обычного. Человеческим детям понравится. – Чудесно, – кивнул Отец Рождество. – Тогда иди домой и хорошенько выспись. И пожелай Нуш и Малышу Миму счастливого Рождества от меня! – Обязательно, Отец Рождество. Они будут очень рады. Особенно Мим. Его новая любимая игрушка – пазл с твоим лицом. Мастер по пазлам Дрыгл сделал эту мозаику специально для Мима. Отец Рождество покраснел от смущения. – Хо-хо… Счастливого Рождества, Занудник! – И тебе счастливого Рождества, Отец Рождество! Едва они распрощались, случилось нечто странное: земля чуть заметно вздрогнула. Занудник подумал, что его просто ноги не держат после работы. А Отец Рождество решил, что волнуется перед большим днём, который ждёт его впереди. И потому никто ничего не сказал. Мастерская игрушек Мастерская игрушек была самым большим зданием в Эльфхельме. Она возвышалась даже над Главным залом и редакцией «Ежеснежника» и вся, от макушки широкой башни до её подножия, была укрыта снегом. Перешагнув порог, Отец Рождество увидел, что подготовка к празднику идёт полным ходом. По залу сновали счастливые смеющиеся эльфы. Они в последний раз проверяли игрушки перед отправкой: снимали головы куклам, крутили волчки, качались на лошадках-качалках, пролистывали книги, обрывали мандарины с мандариновых деревьев, обнимали мягкие игрушки, перекидывались мячиками… Любимая музыкальная группа Эльфхельма – «Звенящие бубенцы» – исполняла одну из своих самых популярных песен «Рождество на пороге (Я так рад, что обмочил тунику)». Отец Рождество опустил мешок на пол. – Доброе утро, Отец Рождество! – завопила эльфа по имени Ямочка и широко улыбнулась. Её имя было легко запомнить – стоило ей улыбнуться, как на щеках у неё появлялись ямочки. А улыбалась она почти всё время. Ямочка сидела рядом с Беллой, каламбурщицей, которая как раз работала над последним каламбуром в этом году и хихикала себе под нос, доедая пирожок с начинкой. Ямочка предложила Отцу Рождество мятную конфетку. Едва он открыл жестянку, как из неё выскочила игрушечная змея. – Ай! – вскрикнул Отец Рождество, а Ямочка от смеха повалилась на пол. – Хо-хо-хо! – захохотал Отец Рождество, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало искренне. – И сколько у нас таких? – Семьдесят восемь тысяч шестьсот сорок семь. – Замечательно. Тут его заметили «Звенящие Бубенцы» и немедленно заиграли «Героя в красной куртке» – песню, посвящённую Отцу Рождество. Это было не лучшее их произведение, но остальные эльфы с радостью подхватили: Он прячет под курткой огромный живот, Макушкою до потолка достаёт. Пускай, как олени, несутся года — Всё так же пушиста его борода, ДА-ДА-ДА. Пока дети видят прекрасные сны, Он мигом в санях облетит полстраны И ловко залезет с мешком в дымоход, Под курткой втянув необъятный живот. А если застрянет в трубе – не беда, Его подпихнём мы охотно всегда. ДА-ДА-ДА! Пока эльфы распевали, Отец Рождество стоял и не знал, куда себя деть. Поэтому он посмотрел в окно – и увидел, как по снегу к мастерской кто-то бежит. Больше никто ничего не заметил: эльфам не хватало роста, чтобы выглянуть в окно. Отец Рождество сразу понял, что бежит не эльф. Существо было ещё меньше обитателей Эльфхельма. И куда легче. И изящнее. И желтее. И быстрее. Сообразив, кто мчится по снегу, Отец Рождество направился к выходу из мастерской. – Вернусь через минуту, волшебный вы народец, – сказал он эльфам, силясь перекричать музыку. – Да, я принёс бездонный мешок, так что можете наполнять его подарками! Когда Отец Рождество открыл дверь, она уже стояла на пороге и пыталась отдышаться, уперев руки в бёдра и сложившись пополам. – Пикси Правды! – улыбнулся Отец Рождество. Он был очень рад её видеть. Пикси редко заходили в Эльфхельм. – Счастливого Рождества! Глаза Пикси Правды, и без того огромные, расширились ещё больше. – Нет, – выдохнула она, глядя на Отца Рождество снизу вверх, поскольку едва доставала ему до колен. – Что? – Нет. Не будет никакого счастливого Рождества. Пикси Правды покосилась на эльфов, которые суетились в мастерской за спиной Отца Рождество, и поёжилась. Она не очень любила эльфов; от их вида на неё нападала чесотка. – У меня новый костюм, – сказал Отец Рождество. – Даже краснее, чем прежде. И ты только посмотри на эту меховую опушку! Нравится? Пикси Правды покачала головой. Она не хотела показаться грубой, но ничего не могла с собой поделать – она всегда говорила правду. – Нет, не нравится. Ты похож на гигантскую заплесневелую морошку. Но это сейчас неважно. – А что важно? Ты ведь никогда не приходишь в Эльфхельм. – Это потому, что тут полно эльфов. Тем временем работники мастерской заметили пикси. – С Рождеством, Пикси Правды! – захихикали они. – Идиоты, – буркнула она. Отец Рождество вздохнул. Он ступил на снег и прикрыл за собой дверь. – Послушай, Пикси Правды, я бы рад с тобой поболтать, но сегодня Сочельник, и у меня ещё куча работы… Писки Правды снова покачала головой. – Забудь о Мастерской игрушек. Забудь о Рождестве. Уходи из Эльфхельма и беги в холмы. – О чём ты, Пикси Правды? И тут Отец Рождество услышал. Это было похоже на приглушённое ворчание. Пикси Правды сглотнула. – Так и знал, что надо плотнее позавтракать, – сказал Отец Рождество, похлопывая себя по животу. – Твоё пузо тут ни при чём, – ответила Пикси Правды. – Звук доносится оттуда. – Она указала на землю. Отец Рождество уставился себе под ноги. Там лежал снег, белый, как лист бумаги. – Это происходит быстрее, чем я думала, – пискнула Пикси Правды и пустилась бежать, успев только крикнуть через плечо: – Найди безопасное место! И спрячься! И предупреди своих эльфов, пусть тоже спрячутся… А ещё лучше отмени Рождество, пока это не сделали они! – Они? Что ещё за они? Но Пикси Правды уже скрылась вдали. Отец Рождество хмыкнул, глядя на крошечные следы, цепочка которых тянулась к холмам. Сочельник. Пикси Правды явно перебрала коричного сиропа, и он ударил ей в голову. Тут снова раздалось ворчание. – Ладно-ладно, обед уже скоро… Но звук был гораздо громче и ниже, и Отец Рождество вдруг понял, что его живот в самом деле ни при чём. Прежде такого ему слышать не доводилось. Конечно, Отец Рождество был уверен, что беспокоиться не о чем… Но всё же поспешил вернуться в шумную мастерскую и закрыть за собой дверь. Мистер Мор Прошло семнадцать дней с тех пор, как Амелия отправила письмо Отцу Рождество. Сейчас она сидела там, где бывала довольно часто, – внутри печной трубы. Надо сказать, внутри печных труб очень темно. Поначалу привыкнуть к этому непросто. И темнота – не единственная трудность. Ещё в дымоходах очень тесно, даже если ты маленькая худощавая девочка. Но противнее всего сажа. Чёрная пыль, которая забивается повсюду, стоит только взмахнуть щёткой. Она липнет к волосам, к одежде и коже, забирается в нос и в рот. Глаза от неё слезятся, и кашель начинается такой, что кажется, ещё чуть-чуть – и вывернешься наизнанку. Да, трубочистам не позавидуешь, но Амелии нужна была работа, чтобы добыть денег на еду и маме на лекарство. К тому же после чистки труб больше радуешься дневному свету. И тому, что находишься где угодно, только не в дымоходе. Работа трубочистом заставляла надеяться. Сидя в пропахшей копотью темноте, поневоле начинаешь грезить обо всех светлых местах в мире. Но для утра Сочельника дымоход, определённо, место не самое подходящее. Амелия же торчала именно там, уперев колени и локти в стены трубы и задыхаясь от клубов сажи, которые поднимала её щётка. А потом она услышала чей-то тонкий плач. Не человеческий. Чей-то ещё. Она насторожилась и поняла, что это не плач, а мяуканье. – О нет, – пробормотала Амелия, точно зная, кто это. Девочка прижалась каблуками к стене и начала шарить вокруг свободной рукой. Наконец она наткнулась на что-то мягкое, тёплое и пушистое, лежащее на грязной полке внутри изогнутого дымохода. – Капитан Сажа! Что я тебе говорила? Нельзя лазать по трубам! Они не для котов! Амелия подхватила мурчащего кота и потащила вниз, в светлую гостиную. Капитан Сажа, под стать своему имени. Кот вывернулся у Амелии из рук, спрыгнул на пол и прошествовал через комнату. Прямо по кремовому ковру. Дорогому кремовому ковру. Амелия с ужасом уставилась на грязные отпечатки лап. – О нет! Капитан Сажа, иди сюда! Что ты натворил?! Девочка вылезла из камина, чтобы забрать кота, и, конечно, тоже испачкала ковёр. – О нет, – запричитала она. – Нет-нет-нет… Она стремглав побежала в кухню, где кухарка чистила морковь, крепко держа её в узловатых пальцах. – Простите, – пролепетала Амелия. – Я там немного напачкала. Можно мне мокрую тряпку?.. Кухарка нахмурилась, сама как сердитая кошка, и зацокала языком. – Когда мистер Мор вернётся из работного дома, он не обрадуется! – прошипела она. Амелия торопливо вернулась в гостиную и попыталась оттереть сажу с ковра. Тщетно – от её стараний пятна только расплылись. – Нужно все отчистить, пока мистер Мор не увидел, – сказала она коту. – Ну почему из всех домов ты выбрал этот, чтобы набезобразничать? Кот виновато потупился. – Ну хорошо. Я знаю, что ты не специально. Но представляю, как разозлится мистер Мор! Оттирая пятна, Амелия заметила в гостиной кое-что странное. Несмотря на канун Рождества, в комнате не было ни одного украшения. Ни открытки, ни плюща, ни остролиста. И пирожками с начинкой даже и не пахло, что довольно-таки необычно для богатого дома. Внезапно Амелия услышала тяжёлые шаги в прихожей. Не успела она обернуться, как на пороге гостиной появился мистер Мор. Это был очень высокий человек с вытянутым узким лицом и длинным крючковатым носом. Из-за чёрной трости, чёрного пальто и чёрного цилиндра казалось, что мистер Мор – во́рон, который одним тоскливым вторничным утром закусывал червяком и вдруг решил, что было бы неплохо превратиться в человека. Мистер Мор посмотрел на Амелию, на кота и на смазанные следы по всему ковру. – Простите, – быстро сказала Амелия. – Мой кот увязался за мной и забрался в трубу. – Ты знаешь, сколько стоит этот ковёр? – Нет, сэр. Но я его отчищу! Смотрите, они оттираются. Капитан Сажа выгнул спину и зашипел, готовый вцепиться мистеру Мору в ногу. Обычно он хорошо относился к людям, но этот человек ему очень не нравился. – Мерзкое животное. – Он просто желает вам счастливого Рождества, – сказала Амелия и попыталась улыбнуться. – Рождество, – мистер Мор произнёс это слово с таким видом, будто оно горчило на вкус. – Только дураки радуются Рождеству. Или дети. А ты, я вижу, относишься и к тем, и к другим. Амелия знала, кто такой мистер Мор. Ему принадлежал Работный дом мистера Мора, один из крупнейших в Лондоне. А ещё Амелия знала, что такое работный дом. Это ужасное место, куда все боялись попасть. Но иногда люди заканчивали там, потому что были слишком бедны, или слишком больны, или оставались без дома и без родителей. Там им приходилось работать с раннего утра до поздней ночи, терпеть гадкую кормёжку и постоянные наказания. – Вы – парочка отвратительных грязнуль! – сказал мистер Мор. Капитан Сажа встопорщил шерсть, превратившись в пушистый шар злости. – Он не любит, когда его обзывают, сэр. Мистеру Мору явно не нравилось, когда ему перечат дети. Особенно бедные дети, одетые в грязные лохмотья и притащившие в дом кота, который наследил на дорогом ковре. – Встань, девочка. Амелия встала. – Сколько тебе лет? – Десять, сэр. Мистер Мор схватил её за ухо. – Ты лгунья. Он наклонился и посмотрел на Амелию так, словно она была грязью на его ботинке. Амелия увидела его скрюченный нос совсем близко и задумалась, отчего он погнулся. Было бы здорово посмотреть, как это случилось. Может, кто-то его сломал? – Я говорил с твоей матерью. Тебе девять. Так что ты лгунья и воровка. И он с силой потянул её за ухо, будто собирался вовсе оторвать. – Пожалуйста, сэр, мне больно! – Когда твоя мать заболела, я мог найти другого трубочиста, – сказал мистер Мор, отпуская ухо Амелии и оттирая сажу с руки. – Но нет, я решил дать этой девчонке возможность проявить себя. И совершил ужасную ошибку. Тебе самое место в моём работном доме. Теперь поговорим о деньгах. – Три пенни, сэр. Но я тут немного натоптала, так что можете заплатить только половину. – Нет. – Что нет, сэр? – Ты неправильно меня поняла. Это ты должна мне заплатить. – Почему, сэр? – Потому что ты испортила мой ковёр. Амелия посмотрела на ковёр. Наверное, он стоил больше, чем трубочист может заработать за десять лет. Ей стало очень грустно. И в то же время она разозлилась. Ей были нужны эти три пенни! На них она собиралась купить фиговый пудинг себе и маме на завтра. О гусе или индейке на рождественском столе они даже не мечтали, но, по крайней мере, пудинг могли себе позволить. Точнее, раньше могли. – Сколько денег у тебя в кармане? – Нисколько, сэр. – Лгунья. Я вижу, что там есть монета. Живо давай её сюда. Амелия вытащила из кармана единственную монетку, которая у неё была. На коричневом полупенсовике красовался профиль королевы Виктории. Мистер Мор покачал головой и посмотрел на Амелию с таким выражением, будто он и в самом деле был вороном, а она – дождевым червём. Он снова схватил её за ухо и больно выкрутил. – Мать избаловала тебя. Я всегда думал, что она слабая женщина. И твой отец, наверное, тоже так думал. Иначе зачем бы ему сбегать от вас обеих? Амелия вспыхнула. Она ничего не знала об отце. Мама как-то набросала углём его портрет в солдатской форме. На портрете папа улыбался. Уильям Визарт выглядел, как герой, и Амелии этого хватало. Он был солдатом Британской армии и уехал воевать в далёкую страну под названием Бирма. Там он и умер в год, когда родилась Амелия. Она представляла, что он был сильным, благородным и отважным. То есть совсем не таким, как мистер Мор. – Мать плохо тебя воспитала, – продолжал мистер Мор. – Только посмотри на себя. Ходишь в рванье. Не поймёшь, девочка ты или мальчик. Мать не учила тебя, как должны вести себя девочки? Хорошо хоть, что ей недолго осталось… Этого даже Капитан Сажа стерпеть не мог. Он бросился на мистера Мора и вонзил когти в его чёрные брюки. Ткань затрещала, мистер Мор принялся отгонять кота тростью, и Амелия почувствовала, как внутри закипает ярость. Она ткнула мистеру Мору в лицо вымазанной в саже щёткой и пнула его в лодыжку. А потом ещё раз пнула. И ещё. Вдохнув печную золу, мистер Мор закашлялся и взревел: – ТЫ!.. Но Амелия больше его не боялась. Она думала только о больной маме, которая лежала в кровати. – Не. Смейте. Так. Говорить. О. Моей. Маме! Она бросила монетку на пол и вылетела из комнаты. – Я до тебя ещё доберусь! «А вот и не доберёшься!» – подумала Амелия, изо всех сил надеясь, что это правда. Капитан Сажа бежал рядом с ней, оставляя на полу чёрные следы. Выскочив из дома мистера Мора, Амелия повернула на восток. Путь к Хабердэшери-роуд пролегал по тёмным, грязным улицам. С каждым шагом дома становились всё меньше и потрёпаннее и всё теснее жались друг к другу. Из маленькой церкви доносился гимн «О, придите, все верующие». Амелия прошла мимо торговцев, которые расставляли лотки для рождественской ярмарки, мимо девочек, игравших в классики, и слуг, которые несли гусей от мясника. Затем она проводила взглядом женщину с рождественским пудингом и мужчину, прикорнувшего на скамейке. Торговка жареными каштанами крикнула ей: – Счастливого Рождества, милая! Амелия улыбнулась и попыталась настроиться на рождественский лад, но это было непросто. Куда труднее, чем в прошлом году. – Сегодня Сочельник, – сказала торговка каштанами. – Ночью придёт Отец Рождество. Вспомнив про Отца Рождество, Амелия всё-таки улыбнулась. Она высоко подняла щётку для печных труб и крикнула: – Счастливого Рождества! Малыш Мим Малыш Мим был эльфом. И, как вы, наверное, догадались, очень маленьким. Даже по меркам эльфов. Маленьким и юным. Младше тебя. Намного! Ему было три года, если быть точным. Его тёмные волосы блестели, как озеро в лунном свете, а ещё он пах имбирными пряниками. Мим ходил в детский сад для эльфят, который при Отце Рождество стал частью Школы санного мастерства, и жил в маленьком домике на улице Семи Извилин в самом сердце Эльфхельма. Но сегодня ему не нужно было идти в детский сад. Потому что наступил канун Рождества. Самый чудесный день в году. А в этом году Сочельник обещал быть ещё чудеснее. Во всяком случае, для Малыша Мима. Потому что сегодня перед ним и другими эльфятами распахнутся двери Мастерской игрушек. После того как бездонный мешок Отца Рождество наполнится подарками, эльфийским ребятишкам разрешают брать любые игрушки, какие они захотят. А Малыш Мим ещё никогда не бывал в Мастерской игрушек. – Сочельник! – завопил он, запрыгивая на родительскую кровать. Подобно большинству эльфийских кроватей, она пружинила, как батут. Поэтому Малыш Мим тут же взлетел под потолок, ударился макушкой и сорвал красно-зелёную бумажную гирлянду, которая была частью рождественского убранства. – Малыш Мим, ещё слишком рано, – простонала его мама Нуш откуда-то из путаницы тёмных волос. И натянула подушку на голову. – Твоя мама права, – поддержал её Занудник, отец Мима. Он водрузил на нос очки и нервно поглядел на часы. – Сейчас без пятнадцати минут Рань Несусветная. Рань Несусветная была самым нелюбимым временем Занудника, особенно в те дни, когда он работал ночь напролёт, как сегодня. Ему казалось, что он едва успел закрыть глаза. Впрочем, так оно и было. Занудник любил свою работу в Цехе игрушек, которые прыгают и вращаются, да и платили за неё неплохо – сто пятьдесят шоколадных монет в неделю. Но ещё он любил поспать. А теперь в кровати прыгал и вращался его сын, взбудораженный до самых кончиков ушей. – Обожаю Рождество! У меня от него искорки внутри! – сказал Малыш Мим. – Мы все любим Рождество, сынок. Но ты всё-таки попробуй уснуть, – попросила его Нуш откуда-то из недр подушки. На наволочке было вышито: «Пусть вам всегда снятся рождественские сны». Нуш тоже очень устала – для неё это время года было не менее напряжённым, чем для мужа. Накануне она до поздней ночи беседовала с оленями. – Ну мамочка, просыпайся! Уже почти Рождество. Вы так весь Сочельник проспите! Вставайте! Давайте слепим снежного эльфа. Нуш не смогла сдержать улыбку. – Мы лепим снежного эльфа каждое утро. Занудник уже сладко похрапывал, завернувшись в одеяло. Нуш вздохнула. Теперь она точно не сможет уснуть. Нуш убрала подушку с лица и пошла готовить Малышу Миму завтрак. – Что сказали олени? – спросил эльфёнок, поедая пряник с вареньем. Он сидел на деревянной табуретке в маленькой кухне и смотрел на портрет Отца Рождество, который нарисовала местная художница Матушка Миро. Всего в доме Нуш и Занудника их было семь. Хотя эльфы прекрасно знали, что Отец Рождество смущается всякий раз, когда натыкается на свой портрет, в присутствии его несуразной бородатой физиономии им делалось спокойнее. – Ничего особенного. Вчера они были неразговорчивы. Комету что-то беспокоило, хотя это на неё не похоже. И Блитцен вёл себя странно. Матушка Нуш была главным оленьим корреспондентом «Ежеснежника». Она писала статьи об оленях. К сожалению, те крайне неохотно давали интервью. В лучшем случае могли прореветь что-то или вздохнуть. Ничего скандального в их жизни тоже не происходило, если не считать того, что Блитцен время от времени оставлял дымящиеся кучки на лужайке перед домом Отца Водоля. Но Отец Водоль был начальником Нуш и запрещал писать об этом. Оленьи истории никогда не попадали на первую полосу, хотя некоторые эльфы живо интересовались отношениями Купидона и Кометы – те постоянно то сходились, то расставались. Ежегодные гонки на оленьих упряжках как-то добрались до четвертой страницы, но и только. Все знали, что победит упряжка с Вихрем, ведь он был самым быстрым. Работу оленьим корреспондентом официально признали самой скучной в «Ежеснежнике», и Нуш отчаянно желала заняться чем-то более интересным. Вот бы стать пряничным корреспондентом или игрушечным! Но сильнее всего ей хотелось быть корреспондентом по делам троллей. Эта работа считалась самой опасной, потому что тролли большие, страшные и едят эльфов. Но ещё это была самая важная и самая увлекательная работа в мире! День за днём Нуш мечтала, что её назначат на эту должность, но Отец Водоль не торопился. Он был не слишком сговорчивым начальником. Если подумать, он был самым несговорчивым эльфом в Эльфхельме. И ненавидел Рождество. – Что это значит? – спросил Малыш Мим, пока мама клала десять ложек сахара в его морошковый сок. – Почему Блитцен вёл себя странно? – Он всё время стоял, опустив голову, и смотрел на землю. Но не искал еду. Он как будто был чем-то встревожен. И другие олени тоже. А ведь в прошлом году они так радовались Рождеству! Потом Блитцен посмотрел на меня и… издал звук. Малыш Мим захихикал, потому что мамины слова показались ему смешными. Но ему всё казалось смешным. – Своей попой? – Нет, ртом. Вот так… Нуш показала, как именно. Она сомкнула губы и изобразила фырканье обеспокоенного оленя. Малыш Мим перестал смеяться – звук и в самом деле был тревожным. Он доел пряник и решил собрать пазл, пока мама принимает душ под лейкой в ванной. Пазл у него тоже был с Отцом Рождество. Он состоял из пяти тысяч кусочков, и обычно Малыш Мим собирал его за полчаса – не слишком-то быстро для эльфа. Но сегодня, когда он дошёл до красного тулупа, случилось кое-что странное. Кусочки пазла начали исчезать в темноте. На месте рта у Отца Рождество образовалась дыра. Она стремительно росла, поглощая всё больше кусочков. – Мама! Наш пол ест Отца Рождество! – завопил Малыш Мим. Но Нуш его не слышала. Она стояла под душем и напевала свою любимую песню «Бубенцов» – «Олень над горой». Малыш Мим отодвинул пазл в сторону и увидел, что по плитке ползёт трещина. Нуш вышла из ванной. Она надела зелёную тунику и вытирала волосы полотенцем с Блитценом, любимым оленем Отца Рождество. – Что это? – воскликнул Малыш Мим. – О чём ты? – озадаченно спросила Нуш. – Пол съел мой пазл. Нуш опустила глаза и увидела трещину прямо на бело-зелёной плитке возле стены. И это была не какая-нибудь старая трещина. Нет, она становилась всё шире и шире и тянулась уже через всю маленькую кухню. – А это что? – снова спросил Малыш Мим. – Что? – Звук. (У эльфов очень хороший слух. Благодарить за это стоит особенную форму ушей. Маленькие эльфы слышат даже лучше взрослых. Вот почему родители никогда не говорят плохо о своих детях). – Наверное, твой папа храпит… Но нет. Теперь и Нуш услышала. Глухой низкий звук доносился откуда-то из-под земли. Она сразу его узнала – и, потрясённая, застыла на месте. – Мамочка? Нуш посмотрела на Малыша Мима и произнесла одно короткое слово: – Тролли. Занудник вылезает из кровати – Тролли. Нуш сама с трудом могла в это поверить. Но она много знала о троллях. Она знала о них всё, что может знать эльф. Долина троллей была довольно далеко от Эльфхельма, за поросшими лесом холмами, где жили пикси. Тролли обитали в пещерах, которые пролегали глубоко под землёй. И эти пещеры тянулись до самого города эльфов. – Перемирию конец… Нужно скорее убираться отсюда. Нуш схватила Малыша Мима за руку и потянула в сторону, подальше от трещин, которые чёрной паутиной расползались по полу кухни. Они побежали в семейную спальню. Та располагалась прямо за стеной – к счастью, в их маленьком домике был всего один этаж. – Занудник! – закричала Нуш. – Занудник! Она кинулась к раковине в углу и схватила кусок эльфийского мыла. (Оно ничем не отличается от обычного, только пахнет ягодами). – Папа, вставай! Тролли! – завопил Малыш Мим, тряся отца за плечо. Занудник всхрапнул, и тут из-под земли донёсся нарастающий рёв. По полу спальни пробежала трещина. Малыш Мим и Нуш с ужасом смотрели, как она ширится, грозя вот-вот поглотить кровать. Та уже опасно накренилась над пропастью. – Мне приснился жуткий сон, – пробормотал Занудник, поправляя очки. Затем открыл глаза и увидел, что его жена и сын и в самом деле перепуганно вопят, а огромная тролличья рука шарит по полу рядом с ножкой кровати. По размерам грубой лапищи Нуш сразу догадалась, что это убертролль – второй по величине и третий по тупизне из семи видов троллей. – Занудник, вылезай из кровати немедленно! Нужно бежать! – закричала она. Но было слишком поздно. Тролль схватил её мужа за ногу и начал утягивать под землю. Занудник никогда не отличался храбростью. Он много чего боялся. Теней. Громкой музыки. Луны. Снежков. И тролль в спальне – это для него было уже слишком. Нуш подбежала, схватила Занудника за руку и что было сил дёрнула на себя. Бесполезно – Занудник неудержимо скрывался в трещине. – Держись, коржик, сейчас я тебе помогу, – пробормотала Нуш и торопливо вытащила из кармана кусок мыла. Стоило ей потереть мылом серую лапищу, как она покраснела и задымилась. Тролль взревел от боли и ослабил хватку. Занудник рухнул на пол, наконец свободный. – Скорее, бежим! – не дала ему опомниться Нуш, и все трое выскочили из комнаты. Занудник мчался в одних подштанниках, а земля у них под ногами глухо ворчала и ходила ходуном. Выбравшись из дома, они увидели новые трещины. Эльфхельм содрогался, будто при землетрясении. Кое-как одетые, толком не проснувшиеся эльфы высыпали на улицы. – О нет! – завопил Занудник, когда рухнул соседний дом. И завопил ещё громче, когда их собственный превратился в груду обломков. Повсюду царило разрушение. Занудник часто-часто задышал и слегка покраснел. – Дыши глубже, коржик, – сказала Нуш. – Закрой глаза и представь имбирный пряник. Как советовал доктор Драббл. Целые дома уходили под землю. Нуш приметила своего коллегу из «Ежеснежника»: лысый эльф с большими ушами выскочил из самого большого дома на улице. Это был Отец Широпопс, корреспондент по делам троллей. Считалось, что никто не знает о троллях больше, чем он. Но сейчас Отец Широпопс мчался, размахивая руками, и вопил: «Тролли! Тролли! Тролли!», расталкивая всех на своём пути. Несмотря на охвативший её ужас, Нуш подумала: «Эта работа должна была достаться мне». – А нам куда бежать? – спросил перепуганный Занудник. Нуш пришёл на ум только один ответ. – К Отцу Рождество! Ночной горшок – Как всё прошло с мистером Мором? – кашляя, спросила мама Амелии, пока девочка выносила жестяной ночной горшок. Он заменял им с мамой туалет. Амелия открыла окно и выплеснула его содержимое прямо на улицу. – Эй! Поаккуратнее там! – недовольно крикнул какой-то незадачливый прохожий. – Упс. Простите, – сказала Амелия. Потом вернулась к маминой постели и соврала: – Всё прошло хорошо. Она очень не хотела расстраивать маму правдой. – Рада, что он тебе понравился, – слабо ответила мама, силясь вздохнуть. – Этого я не говорила, мам. – Ты купила фиговый пудинг? Амелия промолчала. – Всё равно я вряд ли смогу проглотить завтра хоть кусочек. Девочка видела, что маме очень плохо. Та через силу продолжила: – У него есть работный дом… У мистера Мора. – Угу. – Послушай, Амелия, – прошептала мама. – Мне уже недолго осталось. Амелия почувствовала, как слёзы подступают к глазам, и попыталась их сморгнуть, пока мама не заметила. – Мам, не говори так. – Но это правда. – Мам! – Дай мне закончить. Кто-то должен позаботиться о тебе после моей смерти. Я не хочу, чтобы ты оказалась на улице. Даже если ты будешь чистить трубы, жить здесь тебе не позволят. Поэтому я поговорила с мистером Мором… Амелия почувствовала, что каменеет от страха. И её страх не имел никакого отношения к клопам, которые ползали по маминой простыне. – Мама, хватит! Ты поправишься. Мама снова закашлялась. И кашляла очень долго. – В работном доме за тобой присмотрят. Амелия задвинула ночной горшок обратно под кровать и уставилась на клопа, который бегал кругами по одеялу. Капитан Сажа метко прихлопнул его лапой. Амелия перевела взгляд на кота. Тот посмотрел на неё в ответ. Его большие глаза стеклянно поблёскивали. Кажется, Капитан Сажа тоже был напуган разговором. Вряд ли в работные дома пускают котов. А даже если и пускают, им с Капитаном Сажей там не место. Особенно теперь, когда он ясно показал, как относится к мистеру Мору. – Ладно тебе, мам, завтра Рождество. Всё будет хорошо. Надо только верить… Рождество – время чудес. Просто подожди и сама увидишь. Обещаю… – Амелия с улыбкой подумала о письме, которое отправила Отцу Рождество. Она изо всех сил верила в чудо. И в то, что, даже если мир полон людей, похожих на мистера Мора, волшебство всё-таки возможно. Мамина рука (очень короткая и очень грустная глава) Прошёл час. Амелия сидела на коленях у маминой кровати, сжимая её ладонь в своей. Маме становилось хуже с каждой минутой. Амелия невольно вспоминала прежние времена, когда они с мамой тоже держались за руки, но по другим, гораздо более счастливым поводам. Как они гуляли вместе по берегу реки. Как ходили на ярмарку. Или как в раннем детстве мама держала её за ладошку, отгоняя плохие сны. Водила пальцем по ладони и тихонько напевала «Вокруг розовых кустов», помогая уснуть. Сейчас у мамы не осталось сил говорить. Но по морщинке между бровей Амелия поняла, что она хочет что-то сказать. Мама едва заметно качнула головой. – Амелия, милая, боюсь, это конец. Она дышала очень медленно и была бледной, как молоко. – Но ты не кашляешь. Мамины губы тронула слабая улыбка. Амелия видела, каких трудов ей стоит этот разговор. – Однажды твоя жизнь станет лучше, – сказала она дочери. Амелия в последнее время часто слышала от неё эти слова. – Жизнь похожа на печную трубу. Иногда приходится долго ползти через темноту, чтобы увидеть свет. Мама вновь слабо улыбнулась и закрыла глаза. Амелия почувствовала, как тяжелеет рука, которую она держала в своей. – Мам, ты не можешь умереть. Я не разрешаю! Умирать запрещено! Слышишь меня?! Джейн Визарт открыла глаза только для того, чтобы снова закрыть. – Будь хорошей девочкой. Вот и всё, что она сказала дочери. После этого тишину в комнате нарушало только тиканье часов в прихожей и горестные рыдания Амелии. Барометр надежды Отец Рождество торопливо шагал через Мастерскую игрушек. Вокруг него толпились эльфы. – Это бездонный мешок? – спросил пузатый коротышка-эльф, указывая на мешок в руках Отца Рождество. – Да, Ролло. – Что-то он не выглядит большим. – Да, он не слишком велик. Зато он бесконечен. В него может поместиться весь мир… Земля снова задрожала. Эльфы посмотрели друг на друга, и глаза у них стали даже больше обычного. Лошадки-качалки повалились на пол. Игрушечные кареты начали кататься туда-сюда. Сотня мячиков сбила Ролло с ног. К счастью, он приземлился на свой мягкий объёмистый зад. Потом всё опять стихло. – Что это было? – спросил Ролло. – Мне страшно, – проскулила Ямочка. Белла расплакалась. Отец Рождество повернулся к собравшимся эльфам. – Небольшая встряска, друзья. Беспокоиться не о чем. Даже земля радуется Рождеству! Ведите себя как обычно. У нас впереди большой день – и большая ночь. С этими словами Отец Рождество перекинул бездонный мешок через плечо и нырнул в камин, чтобы взлететь по трубе на верхний этаж. Там располагался главный офис Мастерской. Выйдя из камина в своём кабинете, Отец Рождество сразу увидел старого мудрого эльфа Отца Топо. Тот стоял на каменном полу и гладил длинные белые усы. – Всё хорошо, Отец Топо? – Боюсь, что нет, Отец Рождество. Ты разве не почувствовал, как дрожит земля? Я думал, башня рухнет! – Я ощутил лёгкую тряску. Но вряд ли это что-то серьёзное. Наверное, в воздухе слишком много волшебства. – Хм-м-м. Кстати об этом, – сказал Отец Топо. – Посмотри на барометр надежды. Он должен ярко светиться. Он указал на барометр надежды – круглый стеклянный сосуд, который возвышался на длинном шесте посреди комнаты. Обычно барометр надежды мягко светился зелёным, фиолетовым и голубым. Отец Рождество позаимствовал эти цвета у Северного сияния, полыхавшего в небе над Финляндией. В Сочельник барометр должен был ослепительно гореть, напитанный волшебством, которое породили надежда и доброта эльфов, людей и всех живых существ. Но сегодня в нём едва теплился жалкий зелёный огонёк. – Ох, уверен, что причин для волнения нет, – упорно повторил Отец Рождество. – Да, сейчас он сияет вполсилы, но впереди ещё целый день. Давай, Отец Топо, взбодрись! Нам столько писем надо прочесть! В тот же миг в главный офис вбежала запыхавшаяся Матушка Блёстка, которая занималась разбором почты. Обычно с её лица не сходила улыбка, но сегодня, видимо, всё шло наперекосяк. – Что-то не так! У нас ни одного письма! Я только что получила весточку от ловца писем. Они не могут перебраться через гору. Отец Рождество невесело улыбнулся. – Ну что ж. Письма до нас не добираются, а барометр надежды вот-вот погаснет. Но ничто не сможет остановить Рож… Далёкий, но весьма громкий звук помешал ему закончить предложение. Этот грохот уже никак нельзя было принять за ворчание голодного желудка. Отец Рождество бросился к большому окну, которое выходило на улицу Семи Извилин. Целые дома рушились или уходили под землю. Эльфы в ужасе метались по дороге, перепрыгивая через ползущие трещины. Отец Рождество ахнул, и Матушка Блёстка с Отцом Топо тут же подскочили к нему. Отец Топо извлёк из нагрудного кармана телескоп. Посреди творящегося в Эльфхельме хаоса он разглядел бегущую семью из трёх эльфов. Один из них был в нижнем белье. – О нет. Нуш, Занудник, Малыш Мим! Нуш была пра-пра-пра-пра-правнучкой Отца Топо, и её он любил больше всех на свете. От неведомой напасти пострадала не только улица Семи Извилин. На Главном пути тоже всё рушилось. Работники Шоколадного банка едва успели выскочить из здания, прежде чем его поглотила земля. Но Отец Рождество заметил кое-что ещё там, где стоял Шоколадный банк. Сквозь клубы пыли он разглядел, как из груды обломков вырастает куст мохнатых чёрных волос. А вслед за ним медленно поднимается громадная шишковатая голова. Которая могла принадлежать только троллю. Откуда-то из-за холмов показался летящий камень. И направлялся он – о нет! – прямиком к Мастерской игрушек. Отец Рождество оттолкнул Матушку Блёстку в сторону и повалился на неё сверху. Конечно, Отец Рождество был крупнее и тяжелее любого эльфа, так что он слегка расплющил Матушку Блёстку. Но это лучше, чем быть расплющенной камнем. Потому что Отец Рождество всё-таки мягче. Камень разбил окно, но, к счастью, никого не задел. Отец Рождество поднялся на ноги и кинулся к пульту управления. Окинув взглядом кнопки, он нажал на большую красную. Ту самую, на которой очень мелкими буквами было написано: «Использовать только в САМЫХ крайних случаях!!!» Башенный колокол над его головой стал раскачиваться с невероятной скоростью. ДИН-ДОН-ДИН-ДОН-ДИН-ДОН-ДИН-ДОН-ДИН-ДОН… Только тогда Отец Рождество заметил, что барометр надежды упал на пол и разбился. Последний зелёный огонёк взмыл вверх и растаял в воздухе прямо у него перед носом. Летучие историкси Итак, вот что творилось в Эльфхельме в канун Рождества. Дрожала земля. Тролли вылезали на поверхность. Камни свистели над головой. Рушились дома. Рождественские пудинги разлетались из кафе «Фиговый пудинг» во все стороны. Шоколадные монеты катились по земле. Эльфы бежали прочь, подхватив эльфят на руки. «Звенящие бубенцы» прикрывали инструментами головы, чтобы защититься от обломков. – Эльфы! – зычным голосом сзывал их Отец Рождество. – Бегите на Олений луг! Все на Олений луг! Отец Топо стоял рядом с ним, крепко обнимая Нуш и Малыша Мима. – О нет, – воскликнул Занудник, когда земля у них под ногами снова пошла волнами. Нуш закрыла сыну глаза. В следующий миг громада Мастерской игрушек сложилась, будто карточный домик. Отец Рождество увидел, как кто-то вылезает из-под развалин. Один, два… Нет, кажется, три тролля! Это были не гиганты-убертролли, а унтертролли, всего в три раза крупнее Отца Рождество и в девять раз больше эльфов. Вообще-то, их было не трое, а четверо, поскольку один мог похвастаться двумя головами. У другого посреди лба красовался единственный глаз. Третья – троллиха – выглядела совершенно обычно (если про тролля вообще можно так сказать), но из пасти у неё торчал большой жёлтый клык. И у всех троих была грубая, покрытая наростами кожа, гнилые зубы и грязная, кое-как сшитая одежда из козьих шкур. Одноглазый тролль поднял над головой валун и громогласно взревел. Он высматривал дома, ещё не тронутые разрушением. Пятиэтажное здание «Ежеснежника» пока чудом уцелело. И тролль выбрал его в качестве следующей мишени. – Послушайте, тролли, мы не желаем вам зла, – обратился к ним Отец Рождество. Двухголовый тролль схватил одноглазого за руку. – Погоди, Бух, – сказал он. Бух пожал плечами и опустил валун. – Благодарю, – кивнул Отец Рождество. – Мы всего лишь хотели мирно отпраздновать Рождество. Нам нет дела до Долины троллей. Пожалуйста… Непонятное жужжание в воздухе помешало ему закончить предложение. Отец Рождество задрал голову и увидел существо, очень похожее на Пикси Правды, только размером поменьше. А ещё у него были четыре крыла – лёгкие и прозрачные, словно сделанные из стекла. Солнце ярко блестело на них. – Летучие историкси! – воскликнула Нуш, которая знала о пикси почти столько же, сколько о троллях. Пикси кружила в воздухе и хихикала над беспорядком, который учинили тролли. Внезапно она пошла на снижение и пролетела прямо над головой Буха. Отец Рождество подумал, что это странно. А пикси тем временем взмыла в небо и устремилась в сторону заснеженных холмов. – В этом году Рождество не быть! – гулко пробасил Бух. – Рождество не быть! – Да чем вам не угодило Рождество? – спросил Отец Рождество, хотя, наверное, это было несколько опрометчиво с его стороны – ведь Бух до сих пор сжимал в руке камень. – Я думал, троллям оно нравится… Бух ничего не ответил. Вместо этого он посмотрел вдаль – туда, где на Оленьем лугу собрались все эльфы. Затем зарычал и швырнул камень высоко-высоко в воздух. Все уставились на летящий валун. – О нет! – выдохнул Отец Топо Отцу Рождество прямо в ухо. Но Отец Рождество видел, куда целился тролль. Не в эльфов, не в оленей и не в редакцию «Ежеснежника». Тролль метил в сани, стоявшие на лугу. И камень угодил точно в них. Треск был слышен на многие мили окрест. Бух и другие тролли энергично затопали ногами, словно танцуя какой-то дикий танец. – Это сигнал, – сказала Нуш. Она читала о топотных сигналах в «Полной троллепедии», когда училась на журналиста. Из-под земли донёсся громкий троллий рёв. – Все назад! – предупредила эльфов Нуш, зная, что предвещает этот звук. А затем – бах! – огромный кулак пробил землю. Серый кулак размером с крупного унтертролля. Занудник при виде него свернулся в клубок на снегу и принялся выполнять дыхательные упражнения. Малыш Мим стоял рядом, приговаривая: «Папочка, всё будет хорошо». – Ургула, верховная предводительница троллей, – прошептала Нуш. Кулак скрылся под землёй, оставив после себя чёрную дыру, куда один за другим попрыгали унтертролли. Когда они шумно приземлились в пещере где-то внизу, эльфов наверху ощутимо тряхнуло. Отец Рождество обвёл взглядом перепуганных эльфов, разрушенные дома и развалины Мастерской. Он ждал, но всё было тихо. Тролли оставили их в покое. – Они ушли, – сказал Отец Рождество. И услышал, как Малыш Мим тихо бормочет: «Только сначала всё разломали». Из-под обломков Мастерской под ноги Отцу Рождество выкатился мячик. Тот внимательно на него посмотрел. Не всё. Стук в дверь А где-то в Лондоне высокий, болезненно-худой господин вошёл в дом номер 99 на Хабердэшери-роуд. Он был одет в длинный тёмный плащ и чёрный цилиндр, а в руках держал Библию и блестящую чёрную трость. Глаза у него были серыми, как вязкий лондонский туман, который полз по улице вслед за ним. Амелия попыталась захлопнуть дверь, но мистер Мор оказался проворнее. Он наклонился к девочке. Теперь она могла ещё лучше разглядеть его лицо. Под глазами у него темнели внушительные мешки. Сломанный нос был погнутым, как колено, а щёки впалыми, словно мистер Мор целиком состоял из кожи и костей. – Никогда не закрывай дверь перед джентльменом. Я пришёл, чтобы помочь тебе. Капитан Сажа пристроился у ног Амелии и предупреждающе хлестнул хвостом. – Ты мне не нравишься, – прошипел кот. – Я знаю, что ты за человек, и ты мне совсем не нравишься. Я рад, что испортил твой ковёр. – Соболезную по поводу матери, – равнодушно сказал мистер Мор. – Откуда вы узнали? – спросила Амелия, глядя на его брюки. Это были не те, что Капитан Сажа порвал в прошлый раз. – Новости до меня доходят быстро. – Что ж, спасибо, сэр. И с Рождеством. – То есть ты не собираешься просить прощения? За то, что ткнула мне в лицо каминной щёткой? И отказалась платить? За то, что вела себя, как маленькая грубиянка? Амелия снова попыталась захлопнуть дверь, но мистер Мор крепко схватил её за руку. – Уходите и оставьте меня в покое, вы, гриб-вонючка! – Ты её слышал! – грозно мяукнул Капитан Сажа. Губы мистера Мора сложились в улыбку, словно под искривлённым носом свернулся сухой лист. – Нет. О нет. К несчастью, это невозможно. Ты пойдёшь со мной. Видишь ли, в этой жизни у меня всего одна страсть. Страсть к исправлению ошибок. И твоя мать хотела, чтобы я исправил тебя. Она сама меня об этом попросила. Ты слишком похожа на своего отца. Амелия твёрдо знала, что мама в жизни не сказала бы такого об отце. – Это моё призвание. В работном доме мы прививаем дисциплину. Теперь ты одна из нас. Пришло время тебя забрать. Ногти мистера Мора впились ей в кожу. «Ну уж нет!» – подумала Амелия. Она опустила глаза на Капитана Сажу, безмолвно прося о помощи. Кот внимательно посмотрел на девочку, развернулся и потрусил в комнату. «Отличный план, Капитан Сажа», – подумала она. Амелия выдернула руку из хватки мистера Мора и со всех ног рванула в маленькую тёмную гостиную. Выбор был невелик: старое окно с прогнившей рамой или очаг. Капитан Сажа уже сидел в камине. – Умный котик. В дымоход мистер Мор при всём желании не пролезет. – А ну вернись! – заорал мистер Мор, вбегая в комнату. Его лицо пылало от злости. – Ты, мелкая жужелица! – Ни за что! – резко выдохнула Амелия, и Капитан Сажа громко зашипел, соглашаясь с ней. Девочка подхватила кота на руки. – Пойдём, Капитан, нам пора. Амелия согнулась и юркнула во тьму дымохода. Кота она посадила на плечо. – Сиди тихо и не вздумай выпускать когти, – предупредила она и принялась карабкаться вверх, упираясь локтями и коленками в закопчённые стены. Труба была невероятно узкой, даже по меркам дымоходов, и нещадно крошилась. Удержаться было непросто. В довершение всех бед мистер Мор схватил Амелию за ногу. Для столь худосочного господина он обладал недюжинной силой. Мистер Мор потянул девочку вниз. Сдирая локти, Амелия уперлась в стены и стала отбрыкиваться. Сердце гулко колотилось в груди. Она три раза попала мистеру Мору по руке и наконец вырвалась на свободу, потеряв в битве ботинок. – А ну вернись, мерзкая чертовка! Но Амелия уползала всё дальше в темноту. Дымоход неумолимо сужался, и под конец она уже едва могла протиснуться. Капитан Сажа первым выскочил из-под колпака над трубой. Амелия, извиваясь, вылезла следом. Так они оба оказались на крыше. Шёл снег. Амелия заморгала, привыкая к белизне вокруг. Капитан Сажа побежал вперёд, оставляя на снегу крохотные отпечатки лап. – Вот ты где! – раздался голос с улицы. Из-за снега крыша стала скользкой. Но даже без кошачьей ловкости и в одном башмаке Амелия пробежала по длинному козырьку, не оступившись. Когда крыша закончилась, девочка поняла, что ей придётся прыгать – иначе до следующего дома не добраться. – После вас, – сказала она коту. Капитан Сажа играючи перемахнул на соседнюю крышу. Амелия последовала за ним. У неё получилось не так грациозно, но получилось же! Певчие на мостовой оборвали на полуслове «Ночь тиха» и вытаращились на Амелию. Девочка остановилась, чтобы перевести дыхание, и заодно бросила взгляд вниз. Мистер Мор быстро шагал по улице, втыкая трость в снег. Амелия любила свою маму и знала, что та желала ей только добра. Но мама не понимала, что мистер Мор – ужасный человек. И теперь Амелия сходила с ума от страха, горя и тоски. – Ай! Она потеряла равновесие и заскользила по другой стороне покатой крыши. К счастью, ей удалось ухватиться за что-то мокрое и гладкое – она даже не успела понять, за что. Однако затем рука соскочила, и девочка полетела вниз, чтобы приземлиться точно на спину. Оглядевшись по сторонам, Амелия поняла, что оказалась у кого-то на заднем дворе. Капитан Сажа сбежал с крыши вслед за ней и спрыгнул Амелии на живот. – Всё в порядке, – сказал он на кошачьем языке. – Ты справишься. И Амелия впервые в жизни поняла, что он говорит. Амелия и Капитан Сажа поднялись и побежали через двор к проходу между домами. Они выскочили на Индиа-стрит. Издалека доносилась знакомая мелодия «Доброго короля Венцеслава». Амелия оглянулась: мистера Мора нигде не было видно. И она помчалась вперёд, навстречу неведомому будущему. Отец Водоль и длинные слова Отец Рождество стоял возле обломков саней, когда его старый друг, олень Блитцен, подошёл и ткнулся мордой ему в плечо. – Всё хорошо, Блитцен. Эльфы топтались на заснеженном лугу, подкрепляя силы засахаренными сливами. Все ждали, когда Отец Рождество что-нибудь скажет. – Так, – улыбнулся он наконец. – У нас выдался крайне необычный Сочельник. Но могло быть и хуже. Давайте постараемся взглянуть на всё с другой стороны. – С другой стороны? – хмуро отозвался чернобородый эльф в чёрной тунике. – Да тут с какой стороны ни глянь, сплошная катастрофа. Бедствие эпических масштабов. Катаклизм. Хаос и разрушение. Троллокалипсис! Отец Рождество вздохнул. Дай Отцу Водолю волю, и он окончательно повергнет эльфов в уныние, заодно козырнув парочкой очень длинных слов. Отец Водоль знал слов больше, чем все эльфы, вместе взятые. Если быть точным, он знал семьдесят шесть миллионов эльфийских слов – а иногда ещё выдумывал новые, чтобы смущать народ и казаться умнее. Подумать только, троллокалипсис. Такого слова вовсе нет, Отец Рождество был в этом уверен. Вдруг Нуш обратила внимание на следы Отца Водоля в снегу. Он пришёл с запада, то есть с холмов, что было очень странно – ведь в Сочельник он обычно безвылазно торчал в редакции «Ежеснежника». Отец Рождество выдавил из себя улыбку. – Тише, тише, Отец Водоль. У всего можно найти светлую сторону. Смотрите, тролли ушли. Никто серьёзно не пострадал. Разумеется, мы должны выяснить, почему это случилось. И обязательно выясним. Непременно! Но не сегодня. Да, среди нас есть раненые, но ими уже занимаются прекрасные работники эльфийского здравоохранения. Доктор Драббл трудится не покладая рук. Все олени целы. Некоторые здания до сих пор стоят. Даже «Ежеснежник» стоит! Эльфы могут спать там, пока мы не отстроим их дома, или пожить у меня. В моей кровати поместятся, по меньшей мере, одиннадцать эльфов. А я всегда могу поспать на батуте. Но мы не должны забывать, что сегодня Сочельник и нам ещё предстоит много работы. По толпе прокатился вздох. Даже на морде Блитцена было написано сомнение. Чтобы выразить его яснее, Блитцен помочился на снег. – Рождество? Рождество! – насупил кустистые брови Отец Водоль. – Да ты, верно, шутишь! Какое уж теперь Рождество. – Ура! – воскликнул Малыш Мим, который толком не понимал, что происходит, и просто обрадовался знакомому слову. – Рождество! Папочка, скоро Рождество! Занудник кивнул и закрыл глаза. Нужно думать о пряниках, о тёплых имбирных пряниках… Отец Водоль выступил вперёд и произнёс глухим голосом: – Это абсолютно невозможно. Толпа эльфов ахнула. Родители испуганно прикрыли детям уши. – Отец Водоль, пожалуйста, следите за языком. Здесь дети, – напомнил Отец Рождество, прежде чем повернуться к собравшимся. – Я понимаю, что это выглядит… непросто. Но давным-давно один мудрый эльф сказал мне, что в мире нет ничего нев… вот это слово. Каждый человеческий ребёнок сегодня рассчитывает на нас. Мы должны подарить им волшебство. – Боюсь, Отец Водоль прав, – подал голос Отец Топо. Эльфы принялись озадаченно переглядываться. – Но у нас не осталось игрушек! – И сани сломаны! Отец Рождество кивнул. – Да, придётся потрудиться. – Он покосился на разломанные сани. – И работы предстоит немало. Но у нас есть олени. И я. И бездонный мешок. И целый мир надежды. Сегодня каждый ребёнок в мире будет переполнен счастьем и радостным предвкушением. Вечером вы поднимете глаза и увидите, как надежда разливается по небу. Северное сияние сегодня разгорится ярче, чем когда-либо. – Не хочу портить вам праздник, – перебила его ременщица Матушка Брир, – но, если бы надежда была так всемогуща, ничего подобного вообще не случилось бы. Отец Рождество нашарил в кармане листок бумаги. Это было письмо от Амелии Визарт. Амелия стала первым ребёнком, которому он принёс подарки. Отец Рождество посмотрел на Отца Топо, и тот положил руку ему на спину. Во всяком случае, попытался. Но достал только пониже поясницы, так что оба почувствовали себя неловко. – Давайте же, эльфы, – снова обратился к ним Отец Рождество. – Вы же эльфы! Мы должны хотя бы попробовать. Люди нуждаются в нас. Есть вопросы? Малыш Мим поднял руку. – Спрашивай, Малыш Мим, – сказал Отец Рождество. – А вы умеете танцевать свистопляску? – пропищал тот. Многие эльфы рассмеялись. Что ни говори, неплохо вспомнить о свистопляске в такой во всех отношениях ужасный день. – Свистопляску? Хм-м… – задумался Отец Рождество. – Я никогда не видел, чтобы вы её танцевали, – не унимался эльфёнок. – Малыш Мим, – прошептала Нуш, – думаю, сейчас не время для таких вопросов. – Малыш Мим, я не эльф. Посмотри на меня. Посмотри, какой я высокий. Посмотри на мой большой живот. Конечно, на меня наложили чудовство, но я всё-таки считаю, что свистопляску лучше оставить эльфам. Малыш Мим погрустнел. Его личико вытянулось, и даже заострённые ушки, казалось, поникли. – Свистопляска, она для всех, – пробормотал он. – В этом её смысл. Отец Рождество призадумался. Если это поможет хоть немного поднять настроение эльфам, почему бы и нет? Он глубоко вздохнул и начал танцевать. Поначалу ему аплодировали скорее из вежливости, но потом выяснилось, что свистопляшет Отец Рождество очень даже неплохо. – Ладно, – сказал он, окончательно выдохшись. – Ну так что, попробуем спасти Рождество? – Я попробую! – отозвался тонкий голос в первых рядах. – Большое спасибо, Малыш Мим. Кто-нибудь ещё? Нуш подняла руку. И Отец Топо. А за ними ещё несколько эльфов. Но Отец Рождество никогда прежде не видел, чтобы эльфы выглядели такими подавленными. – Отлично. Замечательно. Прекрасно. Он похлопал Блитцена по тёплому боку и посмотрел на гору, за которой раскинулся мир людей. Что ж, ему оставалось только надеяться на лучшее. Бегство Амелия бежала и бежала. Она бежала на запад, не разбирая дороги и позволив Капитану Саже прокладывать путь в ночной темноте. Амелия следовала за белым кончиком его хвоста, как слова за восклицательным знаком. Спустя какое-то время она поняла, что бежать босиком будет легче, чем в одном башмаке, и оставила его на мостовой. Она бежала мимо уютных домов, где за задёрнутыми занавесками спали в ожидании Рождества счастливые семейства, и слёзы текли у неё из глаз. Эти дети проснутся завтра и достанут из чулок подарки: игрушечных солдатиков и фарфоровых кукол. А она даже не знала, куда ей идти и что делать. Кроме них с Капитаном Сажей, на улице была только одна старушка, продававшая жареные каштаны. Её лицо показалось девочке добрым. – Простите, мисс… – обратилась к женщине Амелия. – Привет, привет, девочка, – ответила та, улыбаясь ртом, полным коричневых зубов. – А вы с котом не должны сидеть в такой час дома? Амелия почувствовала, как в неё с новой силой вгрызаются тоска и холод. Она крепче прижала к себе Капитана Сажу. – Эм-м, дело в том, что нам некуда идти. Торговка каштанами перестала толкать тележку и посмотрела на Амелию. – У вас нет дома? – Она чихнула. – Ох, батюшки. – Да. Во всяком случае, такого, куда можно вернуться. – Амелия бросила взгляд через плечо. – И за нами гонится мистер Мор. – Работный дом – не место для такой девчушки. Уж точно не его! Женщина снова чихнула. – Можно мы с котом переночуем у вас? – взмолилась Амелия. Торговка каштанами опустила глаза. – Боюсь, не получится, милая… Я не могу долго находиться рядом с кошками. У меня от них странно свербит в носу. Вот почему я чихаю. Дай-ка подумать, дай-ка подумать… Беги к старой миссис Добрингс. Ты найдёшь её у собора Святого Павла. Душа у неё самая что ни на есть светлая. Скажи, что тебя прислала Бесси Смит. Это я, Бесси Смит. Миссис Добрингс приглядывает за такими девочками… Может, продавать спички – и не лучшая работа, но всяко приятней, чем мастерить их в Работном доме мистера Мора. Ты уж мне поверь. – Спасибо! – сказала Амелия. – На вот, милая, возьми, – окликнула её торговка, выуживая из тележки несколько тёплых каштанов. – Подарок на Рождество. Но времени уже не осталось. Амелия увидела, как из-за угла вынырнула длинная тень. Длинная тень худого человека с тростью. Она сразу поняла, кто это. – Простите, мне пора, – сказала она торговке и побежала. – Ох, ну удачи тебе тогда, девочка! Констебль Нюхлз Хотя голые ноги Амелии уже болели от бега по тёмным заснеженным улицам, она упорно прокладывала путь вперёд, уворачиваясь от подвыпивших гуляк и тёплого содержимого ночных горшков. Наконец перед ней выросла громада собора. Купол Святого Павла напоминал огромную самонадеянную луковицу. Полуночная служба только что завершилась, и прихожане покидали церковь. Амелия старательно выглядывала в толпе кого-нибудь, похожего на миссис Добрингс (как она её себе представляла), но тщетно. А потом она в буквальном смысле врезалась в полицейского, одетого в синюю форму. Когда Амелия была маленькой, на улице почти не встречались полицейские, тем более в такой красивой форме. Но теперь они были повсюду. Тот, с которым столкнулась Амелия, носил пушистые усы. Они были столь внушительными, что, казалось, это лицо выросло вокруг усов, а не наоборот. – Простите, сэр, – сказала Амелия. – Здравствуй, девочка, – ответил констебль. – Куда ты идёшь? – Я ищу миссис До… Но прежде чем Амелия успела закончить, её перебил знакомый голос. – Всё в порядке, констебль Нюхлз. Она со мной. Амелия обернулась и испуганно вскрикнула. Совсем рядом, в свете газового фонаря, стоял мистер Мор. Не теряя времени даром, он костлявой рукой схватил Амелию за локоть, чтобы та не вздумала сбежать. – О, добрый вечер, мистер Мор, – сказал констебль Нюхлз, снимая котелок. Губы мистера Мора изогнулись в улыбке – сухой, как прошлогодний лист. – Видите ли, Амелия Визарт – дикая девочка. Такая же дикая, как этот бешеный кот. Она нуждается в серьёзном укрощении. Амелия попала в работный дом совсем недавно. И я буду вам безмерно благодарен, если вы поможете отвести её назад. – О, разумеется! – воскликнул констебль Нюхлз, хватая Амелию за другую руку. – Я вас понял. Дикая, значит. Конечно, я помогу вернуть её в работный дом. – Нет! Я туда не хочу! – рванулась Амелия. Но всё было напрасно. У неё не осталось ни обуви, ни родителей, ни надежды. Чарльз Диккенс Мистер Мор посмотрел на Капитана Сажу, и тот сердито зашипел в ответ. – От этого мерзкого кота тебе придётся избавиться. Казалось, сердце Амелии вот-вот выскочит из груди от страха. Кроме Капитана Сажи, у неё никого не осталось. Он был её лучшим другом. Как бы сурово ни обходилась с Амелией жизнь, кот всегда был рядом. Он лизал ей щеки и тыкался пушистой головой в подбородок. Ему вообще нравились люди. За одним исключением. Пока они препирались, к ним подошёл незнакомый джентльмен – стройный и хорошо одетый, в цилиндре, фиолетовом сюртуке и тёплых зимних перчатках. Несмотря на резкие черты лица, он производил впечатления добряка, а в глазах его горел ум. Амелия тут же подумала, что он, наверное, не только богат и живёт в доме с жарко натопленным камином, но и любит кошек. В нём самом было что-то кошачье. Мужчина уставился на констебля Нюхлза. – Что здесь происходит? – спросил он голосом густым, как рождественский пудинг. – Это дикая девочка. Она принадлежит Работному дому мистера Мора, – ответил констебль Нюхлз. Джентльмен строго посмотрел на мистера Мора. – Ни один ребёнок не принадлежит работному дому. Особенно в Рождество. – Чушь! – фыркнул мистер Мор. – Могу я осведомиться, кто вы такой? – поинтересовался констебль Нюхлз, оглядывая джентльмена с головы до ног. – Чарльз Диккенс. Писатель. Думаю, вы обо мне слышали. Чарльз Диккенс! В любой другой день Амелия оказалась бы на седьмом небе от счастья. Чарльз Диккенс был её любимым писателем. Отец Рождество подарил ей книгу об Оливере Твисте, и Амелии она очень понравилась. Мистер Мор пожал плечами и презрительно процедил: – Никогда о вас не слышал. Чарльз Диккенс наклонился к Амелии. Она разглядела, что он носит короткую чёрную бородку. – Милая девочка, где твои родители? – Умерли, – ответила Амелия. По щеке её покатилась непрошеная слеза, и Чарльз Диккенс поторопился её стереть. Амелия смутилась. – Прошу прощения, мистер Диккенс. Тот взволнованно улыбнулся. – Мы никогда не должны стыдиться своих слёз. Мистер Мор раздражённо цокнул языком, и констебль Нюхлз спохватился: – Будьте любезны, мистер Диккенс, не мешайте нам. Амелии было так грустно, что она с трудом могла говорить. Но она понимала: другого шанса спасти Капитана Сажу у неё не будет. – Постойте, сэр! Вы любите кошек? Понимаете, там, куда меня заберут, нельзя держать котов… Чарльз Диккенс и в самом деле любил кошек. Как раз в то утро он написал в своём блокноте: «Есть ли более драгоценный дар, чем любовь кошки?». Писатель подумывал когда-нибудь включить эти слова в свою книгу. У него дома жил кот по имени Боб – и Чарльз Диккенс не сомневался, что Боб обрадуется другу. – Да, я люблю кошек, но мне кажется неправильным забирать его у тебя… Амелии пришлось говорить очень быстро, потому что мистер Мор и констебль Нюхлз уже тащили её по мостовой. Чарльз Диккенс бросился вслед за ними. – Кот всё равно останется моим! Просто вы за ним присмотрите. А я заберу его, когда убегу. – Даже не надейся, – пробурчал мистер Мор, сворачивая на безлюдную, продуваемую всеми ветрами улицу, в конце которой высилось мрачное здание. Оно было сложено из камней серых, как могильные плиты. Казалось, призрачный свет газовых фонарей не разгонял, а ещё больше сгущал темноту вокруг него. Амелия сразу догадалась, что это и есть работный дом. Констебль Нюхлз сердито распушил усы. – Сэр, – обратился он к писателю, – если вы не оставите нас в покое, мне придётся арестовать вас за нарушение общественного порядка. Чарльз Диккенс посмотрел на несчастного дрожащего кота и не менее несчастную дрожащую девочку, которая прижимала его к груди. Амелия опустила Капитана Сажу на землю. – Давай, беги к мистеру Диккенсу, – сказала она. Мистер Мор топнул ногой, чтобы отогнать кота. Ничуть не напуганный, Капитан Сажа брезгливо покосился на его ботинок. – Беги же! – взмолилась Амелия. – Мистер Диккенс за тобой присмотрит. Писатель подхватил кота на руки. – Обязательно присмотрю, – заверил он Амелию и Капитана Сажу. Чарльз Диккенс чувствовал себя просто ужасно: разлучить девочку с другом, да ещё в канун Рождества! Но он знал, что у него дома коту будет лучше, чем на улице. – Когда выберешься из работного дома, сможешь его забрать. Твой кот поживёт у меня. Даути-стрит, 48. Это в Блумсбери. – Он любит рыбу! – в отчаянии выкрикнула Амелия, которую снова потащили к работному дому. – Я каждый день буду кормить его лучшими сардинами. – Его зовут Сажа! И он капитан. Чарльз Диккенс кивнул. – Так точно. Капитан Сажа. Я запомню! Кот проводил Амелию грустным взглядом. – Я буду по тебе скучать, – мяукнул он. Амелия с тоской посмотрела на него в ответ. Чарльз Диккенс стоял посреди улицы и беспомощно наблюдал, как босоногую, покрытую сажей девочку-сироту затащили в работный дом. Неужели она встретит там Рождество?.. Когда писатель нёс домой порученного его заботам кота, подвыпивший господин у паба крикнул ему: – Счастливого Рождества! – Да, – только и сказал Чарльз Диккенс. На поздравление у него не хватило духу. – Разве сейчас не лучшее время года? – не унимался господин. Кот мяукнул, выражая несогласие, а Чарльз Диккенс кивнул: – Да. И худшее тоже. Тёмное небо На развалинах Мастерской игрушек мало что удалось отыскать. Пять волчков, семь мячиков, десять карточных колод, двадцать одна кукла и раздавленный мандарин – вот и всё, что осталось от рождественских сокровищ. Уже смеркалось, но Отец Рождество продолжал петь, чтобы вселить в эльфов бодрость духа. – Бубенцы, бубенцы весело звенят! Звон идёт во все концы… Увы, только Малыш Мим охотно подпевал ему. Потом пришёл Кип. Кип был главным в Эльфхельме экспертом по саням. Он руководил Санным центром, который не пережил атаку троллей. Высокий, худой, Кип сильно сутулился и потому напоминал вопросительный знак на ножках. Говорил он очень тихо, и чтобы его расслышать, приходилось наклоняться к самому лицу. В детстве Кипа похитили люди. Отец Рождество спас его, и с тех пор между ними была особенная дружба. – Привет, Кип, – сказал Отец Рождество, стряхивая пыль с карнавальной маски, которую только что нашёл под обломками. – Получится починить сани? Кип покачал головой. – Нет. Это невозможно. Отец Рождество досадливо поморщился. – Да что ж сегодня все ругаются? В ответ Кип принялся объяснять, почему это невозможно. – Компас сломан, рама вдребезги, сиденья исчезли, от оленьей упряжи остались одни ошмётки, преобразователь надежды и двигатель сгорели, спидометр треснул, альтиметр разбился, ходовая часть восстановлению не подлежит, тормоза заклинило, ручное управление вышло из строя. А, ещё часы пропали. Отец Рождество кивнул. – Но всё остальное в порядке? – Они даже в воздух не смогут подняться, не то что облететь вокруг света. Отец Рождество задумчиво посмотрел на маску, которую всё ещё держал в руке. Это была скорее заготовка для маски: украсить её не успели. – Спасибо, Кип. Я тебя понял. Он тяжело опустился на снег и принялся размышлять, что же делать. Отец Топо принёс ему чашку горячего шоколада. Отец Рождество заметил в руках у эльфа свежий номер «Ежеснежника». – Дай-ка поглядеть, – попросил он. Старый эльф неохотно протянул ему газету. «УЖАСНЫЕ ТРОЛЛИ УНИЧТОЖИЛИ РОЖДЕСТВО», – кричал заголовок. – Отец Водоль знает, как обнадёжить народ, – хмыкнул Отец Рождество. Отец Топо улыбнулся. – Несчастья хорошо продаются, – ответил он. – Но послушай, боюсь, сейчас он прав. Лучше оставь эту затею. – А как же дети? – Вряд ли они успели забыть Рождество с прошлого года. Придётся потерпеть. В следующий раз наверстаем. – А если нет? – спросил Отец Рождество. Отец Топо не нашёлся с ответом. Хотя обычно у него находился ответ на всё. Падающие олени Отец Рождество направился к оленям, аккуратно перешагивая через трещины в земле. По животным было заметно, что они ещё не пришли в себя после случившегося. – Выше нос, рогатушки. Знаю, денёк выдался непростой, но мы должны постараться и вести себя, как обычно. Вы со мной? Олени избегали встречаться с ним взглядом. Блитцен жевал снег. Купидон и Комета нервно жались друг к другу. Резвая укусила Грозу за ухо просто потому, что та понюхала её хвост. Вихрь нервно выписывал круги. Скакун внимательно изучал свои копыта. – Да, саней у нас больше нет, и подарков на всех не хватит. Но я хочу порадовать столько детей, сколько смогу. Без вашей помощи не обойтись. Придётся лететь верхом. Ночь будет жаркой, и мне нужен кто-то, кто верит, что у нас всё получится. Олени переглянулись, потом посмотрели на Отца Рождество. В глазах Скакуна читалось: «Ты, должно быть, шутишь». Но затем, к великой радости Отца Рождество, Блитцен выступил вперёд. – Ты настоящий друг, Блитцен, – шепнул Отец Рождество на ухо оленю и попытался на него взобраться. Увы, он не ездил верхом уже много лет, так что подрастерял сноровку и теперь спикировал головой вниз с другой стороны. Комета хихикнула. Однако Отец Рождество не смутился, а со второго раза вышло лучше. – Вот так. Легче лёгкого, – сказал он и поднял глаза к небу, выискивая проблески Северного сияния. Нужно подняться очень высоко, чтобы окунуться в него целиком и покрыться частичками волшебства и надежды, которые наполняют воздух на Рождество. Тогда чудо сделается возможным, и время остановится. В Рождественскую ночь небо над Эльфхельмом обычно пылало зелёным, пурпурным и синим, но сегодня в нём не было ничего, кроме темноты, луны и звёзд. Это было самое обычное небо – без малейших признаков волшебства. Отец Рождество достал из кармана часы. Неумолимые стрелки показывали десять минут Пора Спятого. Невозможность – это всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел… – Давай, Блитцен, мы справимся. Вперёд, на поиски Северного сияния! Блитцен пустился в галоп. Он бежал, и бежал, и бежал. Он был самым сильным оленем в упряжке, а в скорости уступал только Вихрю. У Отца Рождество ветер засвистел в ушах. Блитцен играючи перескакивал оставленные троллями трещины и разломы. Отец Рождество наклонился и ухватился за оленьи рога. – Отлично, Блитцен, а теперь лети. Взлетай! У тебя получится! Блитцен старался изо всех сил, в этом не было никаких сомнений. Но стараться и лететь – это две большие разницы. Даже Отец Рождество забеспокоился, когда они приблизились к замёрзшему озеру на краю Оленьего луга. – Давай же, Блитцен! И Блитцен взлетел. Топот копыт по снегу сменился тишиной. Перебирая ногами по воздуху, олень поднимался всё выше и выше. – Да, Блитцен! Мы сделали это! Отец Рождество посмотрел на юг, где в ночи темнели руины Эльфхельма. Как будто злой ребёнок построил игрушечную деревню, а потом взял и разломал её в припадке ярости. Над развалинами одиноко возвышалась редакция «Ежеснежника». «Должно быть, дело в дорогих строительных материалах, которые использовал Отец Водоль, – подумал Отец Рождество. – Пряники усиленной крепости». Вдруг Блитцен начал снижаться. – Эй, что случилось? Мы должны лететь вверх! – переполошился Отец Рождество. Но они теряли высоту, причём очень быстро. Замёрзшее озеро стремительно надвигалось. Блитцен никогда не был поклонником фигурного катания, так что ему стоило больших трудов устоять на льду. Копыта оленя разъезжались во все стороны, пока он отчаянно пытался удержать равновесие и затормозить. Наконец они врезались в берег, и Отец Рождество, неуклюже кувырнувшись в воздухе, плюхнулся в большой сугроб. Следующие несколько минут он лежал там неподвижно, глядя в лишённое волшебства небо, и думал о письме Амелии, которое до сих пор хранил в кармане. Теперь он уже и сам не верил, что сможет на него ответить. Мыло Работный дом оказался пугающим местом. Он стоял на отшибе, словно другие дома боялись к нему приближаться. За чёрными металлическими воротами виднелась угрюмая дверь болотного цвета. Над домом нависли тяжёлые облака, отчего он ещё больше походил на тюрьму. – Спасибо, констебль Нюхлз, дальше я сам, – сказал мистер Мор и дал полицейскому монетку. – О, благодарю вас, сэр, благодарю! – И констебль Нюхлз посмотрел на Амелию: – Делай, что велит тебе добрый мистер Мор. – Я сюда не хочу! – закричала Амелия, когда ворота со скрипом затворились, лишая её всякой надежды. Мистер Мор потащил девочку к работному дому. – Никто не хочет, – буркнул он, почёсывая сломанный нос. – В том-то и дело. Им навстречу вышла женщина в тёмно-синем платье с накрахмаленным воротником. Невысокая, худая, с тяжёлым подбородком, она выглядела так, будто откусила лимона. Увидев Амелию, она втянула носом воздух, и на лице у неё появилась гримаса отвращения. – У нас новенькая, миссис Резче. – Что это ещё за отрепье? – Говори! – рыкнул мистер Мор, подкрепляя слова ударом трости. – Меня зовут Амелия. – Амелия? – переспросила миссис Резче. – Похоже на «милая». Но, боюсь, нелегко будет сделать что-нибудь милое из такого исходного материала. Тихий смешок, сорвавшийся с её губ, последовал за Амелией, как призрак утраченного счастья. Каким бы жутким ни казался работный дом снаружи, внутри он был ещё страшнее. Он будто весь состоял из острых краёв и углов. Коридоры вели в общие спальни и комнаты для работы. Стены были выкрашены в самый унылый оттенок коричневого, какой Амелия только видела в жизни. От одного взгляда на него сердце наливалось грустью. Измождённый старик с печальным лицом возил по стене малярной кистью. Амелия покосилась на банку в его руках. Надпись на этикетке гласила: «Унылая коричневая краска». Казалось, в этом месте никто и не помнил про Сочельник. – Здесь всегда найдётся работа, – с явным удовольствием сказал мистер Мор. – Оставляю девочку на вас, миссис Резче. Он повернулся к Амелии. – Мне пора домой. Вечером должен прийти трубочист. Он гораздо лучше той бестолочи, что занималась моим дымоходом в прошлый раз. С этими словами мистер Мор ушёл. – Ну что ж, – сказала миссис Резче. – Пора тебя отмыть. Она подвела девочку к деревянной двери, с которой струпьями облезала краска. За ней обнаружилась большая промозглая комната с ванной посередине. Из пятен сырости на стенах легко можно было составить карту мира. Миссис Резче проследила за тем, чтобы Амелия приняла самую холодную ванну в своей жизни. Даже слёзы не смогли согреть ледяную воду. Затем женщина протянула ей что-то, по виду напоминавшее мешок. – А это зачем? – спросила Амелия. Миссис Резче сердито покачала головой. – В работном доме вопросов не задают. Но Амелия и сама уже догадалась, что это не мешок, а её новая одежда. Она натянула жуткую бесформенную хламиду и поёжилась. – Колется, – пожаловалась девочка. Миссис Резче довольно кивнула и принялась грубо расчёсывать волосы Амелии. – Прекратите! – закричала девочка. – Отстаньте от меня, вы… – Она уже не соображала, что говорит. Амелия устала и была сама не своя от горя. У неё выдался худший день в жизни, и, когда миссис Резче в очередной раз дёрнула её за волосы, у девочки вырвалось: – Чудовище! Миссис Резче пришла в ярость. Она схватила кусок мыла, который лежал на краю ванной, и крикнула: – Открой рот! – Нет, – сказала Амелия и крепко сжала губы. – Гадкая девчонка! Живо открывай рот, а не то запру тебя в подвале! Амелия нехотя повиновалась, и мерзкая миссис Резче намылила ей язык. Девочка зажмурилась от отвращения. Рот наполнился вязким мыльным вкусом, её затошнило, но Амелия не собиралась показывать миссис Резче, как ей плохо. Чтобы успокоиться, она начала выдумывать и выкрикивать разные обидные прозвища – правда, только в своей голове. Чудовище! Ведьма! Старая форточка! Дырявая волынка! Перечница! Швабра! Закончив издевательства, миссис Резче провела Амелию по тёмному коридору и показала, где та будет спать. В мрачной комнате ютились ещё тринадцать человек. Амелии указали на твёрдую деревянную кровать с очень тонким матрасом. – У тебя четыре часа на сон. Советую не терять ни минуты, – недобро улыбнулась миссис Резче. – А когда я смогу уйти? – спросила Амелия. Миссис Резче изумлённо посмотрела на неё. – Уйти? Уйти? Не знаю, куда вы там собрались, мисс, но забудьте об этом. Из работного дома не уходят. И она скрылась в коридоре, захлопнув за собой дверь. Девочка, которая спала на соседней койке, тихонько всхрапнула. «Неужели я встречу здесь следующее Рождество? – подумала Амелия. – Неужели в работном доме можно протянуть целый год? Или два? Или три?» Она закрыла глаза и подумала о времени. Ох, если бы можно было повернуть его вспять и снова увидеть маму! Или забежать вперёд, чтобы скорее покинуть это ужасное место. Амелия хотела загадать желание, но поняла, что это бессмысленно. Да и кому она его загадает? Отцу Рождество? Нет. Теперь ей придётся полагаться только на себя. – К следующему Рождеству меня здесь уже не будет, – шёпотом пообещала она. И постаралась изо всех сил поверить в свои слова. Год спустя… Новая работа Нуш Эльфам понадобился целый год, чтобы отстроить Эльфхельм. Они трудились не покладая рук, и город стал ещё лучше, чем прежде. Троллетрясение не затронуло только редакцию «Ежеснежника». Главный путь пришлось вымостить заново. После катастрофы эльфы взяли на вооружение троллестойкую технологию: начали использовать кирпичи из мыла и батутный фундамент. Теперь дома и магазины снова поблёскивали сахарной черепицей и глазурной штукатуркой. Ярче всех сиял золотой Шоколадный банк, и всё-таки даже он не мог сравниться со старым зданием «Ежеснежника». Для него использовали самые дорогие стройматериалы, какие только можно купить на шоколадные монеты: пряничное тесто повышенной крепости, дерево с холмов пикси, затвердевшие марципаны и чистый арктический лёд для окон. Нуш взволнованно переступала с ноги на ногу в кабинете Отца Водоля, который располагался на верхнем этаже редакции. Отец Водоль больше не был председателем Совета эльфов. Теперь эту должность занимал Отец Рождество. Но Отец Водоль оставался самым богатым эльфом в Эльфхельме и зарабатывал семьсот шоколадных монет в минуту. А ведь ему даже не нравился вкус шоколада. Поэтому он также был единственным эльфом, который не проедал свои накопления. – Нуш, – сказал Отец Водоль. Он сидел в кресле, которое было в два раза больше него, а Матушка Миро, знаменитая художница Эльфхельма, рисовала его портрет. Отец Водоль намеревался подарить этот портрет себе на Рождество и повесить рядом с ещё семнадцатью, которые уже украшали стены. – Спасибо, что заглянула. – Без проблем. – Скажи-ка мне, Нуш, ты довольна своей работой? Нуш задумалась. Ей не слишком нравилось болтать с оленями, и Отец Водоль об этом знал. – Ну… По большей части, да. Хотя, наверное, нет. Честно говоря, я её ненавижу. – Она нервно оглянулась и увидела сундук с выдвижными ящиками, где Отец Водоль хранил длинные слова. – А что ты скажешь, если я предложу тебе стать корреспондентом по делам троллей? Нуш принялась напряжённо соображать. Наконец у неё вырвалось: – Попс! – Она чуть покраснела. – В смысле, а как же Отец Широпопс? – Он сходил к доктору Драбблу, и тот сказал, что Отец Широпопс страдает троллофобией. Он не может даже близко к ним подойти. Боится выходить из дома. Писать о троллях тоже не способен. Для корреспондента по делам троллей это некоторая проблема. Понимаешь? Нуш понимала. – Ты ведь помнишь, какой сегодня день? – Сочельник, – кивнула Нуш. Отец Водоль сердито нахмурился. Нуш вспомнила, что он не слишком-то жалует Рождество. – Не в этом дело. Сегодня первая годовщина Атаки троллей. Этого ужасного бедствия. У Отца Широпопса был целый год, но он так и не докопался до правды. А ведь это самая грандиозная история с момента появления историй! Монументальная, колоссальная, титаническая. – Отец Водоль улыбнулся, поскольку любил длинные слова. – И она может стать твоей. Нуш не знала, что ответить. Вдруг она заметила за окном очаровательное крылатое существо в серебряных одеждах. Это был Летучий историкси. Со дня атаки троллей они то и дело мелькали на улицах, а в последнее время их стало ещё больше. Пикси постучал в ледяное стекло. Отец Водоль бросил недовольный взгляд в его сторону. Затем сощурился и покачал головой. Пикси смутился и улетел, расстроенно опустив уши. – Странные создания. – Они обладают особой силой, – сказала Нуш. – Могут загипнотизировать вас при помощи слов. – Мне об этом ничего не известно, – быстро ответил Отец Водоль. – Так что ты скажешь на моё предложение? – Не знаю. Мне нужно подумать. Отец Водоль улыбнулся. – Если боишься, что это опасная работа, то зря. Даже в прошлом году тролли старались не убить эльфов. На всякий случай возьми с собой пару кусков мыла, и всё будет в порядке. Договорив, он попросил Матушку Миро развернуть портрет. Ей удалось добиться удивительного сходства. – Вообще не похоже, – сердито заявил Отец Водоль. – А ты что думаешь, Нуш? – Эм-м… – Вот именно! И близко не стояло. Он взмахом руки отослал Матушку Миро прочь и вернулся к троллям. – Под землёй снова раздаётся странный шум, – сказал Отец Водоль. Нуш об этом ничего не знала. – Да? – Да. Его слышали прошлой ночью. И позапрошлой. Возможно, они готовятся к новой атаке. Кто-то должен выяснить, что происходит. Взять интервью у предводительницы троллей. Сердце Нуш сжалось от ужаса. – Ургулы? – Да. У нас нет причин её бояться. Конечно, она большая. Возможно, это самое большое существо на земле. Но «Ежеснежник» уже публиковал интервью с ней. – Что-то я такого не припомню… – Это было довольно давно. Хотя какая разница? Где одно интервью, там и второе. Что скажешь, Нуш? Для тебя это станет серьёзным прорывом. Нуш стало не по себе. Она подумала о Малыше Миме и Зануднике. Конечно, она давно мечтала об этой работе, но у неё есть семья. И к тому же… – Завтра ведь Рождество, – неуверенно пробормотала она. Отец Водоль рассмеялся. Он редко смеялся, но если уж начинал, то долго не мог успокоиться. Нуш покосилась на часы. Те показывали без десяти Опоздевятого. – Я хотела провести праздник с семьёй… – Вот и вернёшься к завтрашнему утру. Если достанешь эксклюзивный материал о троллях, твоя семья будет до конца жизни купаться в шоколадных монетах. Ты же всегда об этом мечтала. К тому же ты можешь спасти Эльфхельм. Меньше всего нам нужно, чтобы прошлогодняя катастрофа повторилась… После разговора с Отцом Водолем Нуш пошла домой. Их новый дом располагался на том же месте, что и старый, и выглядел в точности так же. Семь портретов Отца Рождество висели на своих местах. Малыш Мим, как обычно, прыгал на кровати-батуте. Занудник торопливо доедал засахаренные сливы – он уже опаздывал на работу, причём в самый важный день в году! А ещё, разумеется, тревожился по поводу всего, о чём вообще можно тревожиться. – Мне нельзя опаздывать… Ещё столько дел, столько дел… Проверить, высоко ли прыгают мячики и хорошо ли крутятся волчки… И что, если тролли вернутся? Нуш побледнела. Она знала, что должна рассказать мужу о командировке в Долину троллей. Но как? Занудник умрёт от беспокойства. Поэтому она промолчала и лишь сердечно попрощалась с ним перед тем, как он убежал в мастерскую. Малыш Мим подскочил на батуте особенно высоко и приземлился маме прямо на руки. – Уже почти Рождество! – воскликнул он и поцеловал её в ухо. Нуш помнила, как Малыш Мим ждал этого дня в прошлом году. А потом появились тролли. Неужели она допустит, чтобы это повторилось? – Да, уже Сочельник. А значит, сегодня вы с другими эльфятами пойдёте в Мастерскую игрушек и выберете всё, что вам приглянется. – Ура! – завопил Малыш Мим. – Но сначала нужно тебя приодеть. Ты отправишься на рождественский праздник в Школу санного мастерства. Весь садик пригласили. Там будут выступать «Звенящие бубенцы»… Малыш Мим, как и мама, обожал эту группу. Лучшую их песню – «Олень над горой» – он мог слушать бесконечно. Но вдруг эльфёнок нахмурился, чем немало озадачил Нуш. – Тролли ведь не придут? – Нет, – заверила его Нуш и задумалась. Потом посмотрела в большие глаза сына и поняла, что не сможет ему соврать. – Меня попросили отправиться в Долину троллей. Чтобы написать статью. Глаза Малыша Мима стали ещё больше. – Тебя ждёт опасное приключение! – Ну, это вряд ли. Обычная командировка. Она займёт всего день, мне нужно только разузнать кое-что. А Долина троллей недалеко, прямо за Лесистыми холмами. Обещаю, к Рождеству я вернусь. Но это будет наш маленький секрет, договорились, клюковка? Она прижала сына к груди и понюхала его сладкую макушку. Нуш любила Малыша Мима больше всех на свете. – Всё будет хорошо, – сказала она. – Мамочка давно мечтала об этой работе. Малыш Мим посмотрел на неё и подумал, что тоже был бы не прочь отправиться в приключение. Только, пожалуй, не к страшным троллям, которые в прошлом году оставили эльфов без Рождества. Из-за них папу до сих пор мучают кошмары. Малышу Миму не понравилось, что мама собирается в Долину троллей одна. Поэтому он решил придумать свой план. И пусть это тоже будет его маленьким секретом. Пикси Правды Нуш и Малыш Мим, держась за руки, шагали по снегу в детский сад. Эльфхельм был охвачен предпраздничным возбуждением. То тут, то там виднелись эльфы с охапками новых нарядов или грудами шоколадных монет. Все они направлялись на Олений луг, где их ждал Отец Рождество с бездонным мешком. Эльфы собирались сложить туда подарки для человеческих детей. Нуш с грустью подумала, что пропустит Сочельник. Но если Отец Водоль прав и тролли в самом деле замышляют снова напасть на Эльфхельм, город должен узнать об этом. Нуш оставила сына у ворот детского сада, быстро поцеловала в лоб и ушла. Проходя мимо магазина пряников, она вспомнила, как Малыш Мим любит откусывать головы пряничным эльфам. А затем у неё в голове возникла жуткая и пугающая мысль. Мысль была такая: «Что, если я его больше не увижу?» Нуш сошла с Главного пути, свернула на Тихую улицу и нырнула в Очень тихий переулок, за которым начиналась Секретная дорога к Лесистым холмам. Она бывала там много раз. В детстве Отец Топо водил её в холмы, чтобы подглядывать за пикси. Однажды Нуш даже поймала в банку Летучего историкси и зачарованно любовалась его крылышками. Когда Отец Топо увидел, что она сделала, то здорово рассердился. Старый эльф выпустил пикси и подарил ему новое слово – «разносторонний». Слово очень полюбилось крылатому созданию. Летучие историкси питаются словами, как пчёлы – мёдом. Они всегда охотятся на новые необычные словечки, чтобы потом приправлять ими свои истории. Лесистые холмы были густо усыпаны снегом. Нуш быстро выбилась из сил: её короткие ножки тонули в сугробах и запинались о сосновые шишки. Ей было совестно, что она ничего не сказала Зануднику, но он бы точно переполошился и начал её отговаривать. Занудник был хорошим мужем, только уж очень мнительным. Он беспокоился по любому поводу. Боялся сломать зуб о конфету. Боялся, что солнце забудет подняться. Боялся, что однажды в мастерской мячики перестанут прыгать, а волчки – крутиться. Но больше всего он боялся, что тролли вернутся. Теперь же Нуш ничего не могла поделать с чувством вины, которое ворочалось у неё в животе и чем-то напоминало ощущение, какое бывает при падении. За пушистыми соснами показался крохотный дом. Он был вполовину меньше дома Нуш, как и все дома пикси. При взгляде на ядрёно-жёлтые стены начинали слезиться глаза. Крыша была до того крутой, что напоминала наконечник стрелы. У домика была всего одна дверь и одно окно. На двери висела небольшая табличка. «ОСТОРОЖНО! Я ГОВОРЮ ПРАВДУ», – сообщала она. «Так вот где живёт Пикси Правды», – подумала Нуш. Она вспомнила, что Отец Рождество дружит с этой пикси. Значит, её можно не бояться. Нуш постучала в дверь. На пороге возникло изящное создание с огромными глазами, остроконечными ушами и весьма оригинальным вкусом в одежде (жёлтый, больше жёлтого, ещё больше жёлтого!). Пикси широко и проказливо улыбнулась. – Ты Пикси Правды, – сказала Нуш. Та посмотрела на эльфу снизу вверх. – Да, это я. Спасибо, что напомнила. Пока. И она закрыла дверь прямо у Нуш перед носом. Но Нуш не двинулась с места. – Прости! – громко сказала она. – Я только хотела тебя кое о чём спросить. Я друг Отца Рождество. И пытаюсь разузнать, не собираются ли тролли снова напасть на Эльфхельм. Конечно, ты пикси, а не тролль, но пикси в таких вопросах смыслят больше эльфов. Поэтому я подумала, что ты… Дверь снова открылась. Пикси Правды уставилась на Нуш своими глазами-блюдцами. – Значит, ты дружишь с большим человеком? – Да, – ответила Нуш со сдержанной гордостью эльфы, у которой дома висят семь портретов Отца Рождество. – Заходи, – сказала Пикси Правды. – И не забудь разуться. Нуш оставила башмаки на снегу и вошла в дом. Внутри он был таким же ослепительно-жёлтым и пах корицей. Нуш присела на стул. – Я бы предложила тебе кусок пирога, но не хочу делиться, – сказала Пикси Правды. – Ничего страшного, – ответила Нуш, стараясь не обращать внимания на возмущённое урчание в желудке. Она достала блокнот: – Не возражаешь, если я буду делать пометки для статьи? – Делай. Только не ссылайся на меня. Хочу сохранить «ауру таинственности», я много лет над ней работала. – Пикси Правды уставилась на Нуш. – Эльфы такие странные. Пальцы у вас толстые, лица широкие, а ноги похожи на пни. Впрочем, вы недалеко ушли от Отца Рождество с его нелепыми круглыми ушами. Как тебя зовут? – Нуш. – Будь здорова. Так как тебя зовут? – Нуш. Пикси нахмурилась. – Будь здорова, расти большая… Ты какой-то очень чихучий эльф. Смотри, не запачкай мне ковёр соплями. – Я не чихаю. Это моё имя – Нуш. – О! А! Тогда прошу прощения. Наверное, тяжело жить с таким глупым именем. Меня зовут Пикси Правды. Гораздо проще, согласись. Хотя слова пикси и задели Нуш, она постаралась улыбнуться. Эльфа обвела взглядом комнату и заметила в углу коричневую мышку. – У тебя мышь живёт? Пикси Правды кивнула. Она объяснила, что мышку зовут Маарта. Маарта оказалась пра-пра-пра-пра-правнучкой мыша Миики, которого Отец Рождество знал ещё в те времена, когда был обыкновенным мальчиком по имени Николас. Тогда Миика был единственным другом Отца Рождество. Он проделал с ним весь путь от маленькой деревеньки в Финляндии до Крайнего севера. Пра-пра-пра-пра-правнучка Миики была очень на него похожа. Она аккуратно грызла кусок пирога с корицей. – Здравствуй, Маарта, – поприветствовала её Нуш. Мышка и усом не повела. – Обычно ей нравятся эльфы. Наверное, дело в тебе, – пожала плечами Пикси Правды. Нуш подумала, что обижаться бессмысленно. – Ты знаешь, почему тролли напали на Эльфхельм в прошлом году? Пикси Правды посмотрела в окно, где за стеной сосен раскинулась Долина троллей. Она вдруг встревожилась и попыталась солгать: – Ннн… – Пикси даже покраснела от усердия. – Ннн… Да, знаю! – выкрикнула она и тут же прикрыла рот ладошкой, понимая, что проговорилась. – И почему? Чем мы их разозлили? Пикси Правды выглядела совсем несчастной. Она не могла промолчать, хотя и очень хотела. – Им промыли мозги, – выпалила она. – Промыли мозги? Но кто? – Пикси. Некоторые пикси. Тебе ведь известно, что существуют разные виды пикси? – Да, – сказала Нуш. – Я кое-что про них знаю, но далеко не всё. Пикси Правды пустилась в объяснения, надеясь, что это спасёт её от дальнейших расспросов. Помимо Пикси Правды, в холмах обитала Пикси Страха. Она жила уединённо, в домике на дереве. А поскольку боялась высоты, то никогда из него не выходила. (Никто понятия не имел, зачем она живёт на дереве, если так боится высоты). Ещё были Летучие историкси. О них Нуш, разумеется, знала. Знала она и о том, что жили они где ни попадя и – в отличие от остальных пикси – умели летать. Историкси порхали по холмам, не чурались троллей, а иногда даже заглядывали в Эльфхельм. И повсюду рассказывали истории. Они были самыми крохотными пикси. – О, ещё есть Пикси Лжи, – вспомнила Пикси Правды. – Мы с ним раньше не ладили, но теперь он мне даже нравится. Он лучше всех говорит комплименты. Несмотря на то, что в холмах обитало множество пикси, Отец Рождество дружил только с Пикси Правды. Потому что лишь ей можно было доверять. – Так что случилось в канун прошлого Рождества? – Мне нельзя говорить. Я и так уже… – Пикси Правды чуть не плакала. – Расскажи всё, что знаешь, – попросила Нуш, не сводя глаз с её изящного личика. Пикси Правды вздохнула. Безнадёжные попытки соврать порядком её измотали. – Это сделали Летучие историкси. – Что? Но как? – Тролли довольно глупые. Они большие и злые, но думать не умеют. У пикси всё наоборот. Мы маленькие, озорные и постоянно о чём-нибудь думаем. К примеру, с тех пор, как я начала это предложение, мне в голову пришло три тысячи четыреста восемьдесят две мысли. А Летучие историкси думают лучше всех. Вот почему у них есть крылья. У историкси было столько мыслей и фантазий, что они захотели от них улететь. И в самом деле научились летать. Они могут забраться в мысли других существ. Они могут… Давай поговорим о чём-нибудь ещё. Давай поговорим о Маарте. Посмотри, какая она милая. Нет, ты только посмотри! А как она подбирает крошки… Но у Нуш ещё оставались вопросы. – И какое отношение всё это имеет к прошлому Рождеству? Пикси Правды закатила глаза. – Проблема с историкси в том, что они много болтают. Причём сами с собой… Я слышала, что они говорят. Они вбили себе в голову, будто без Рождества станет лучше. – Почему? – спросила Нуш, торопливо записывая в блокнот всё, что сказала Пикси Правды. – Чем им не угодило Рождество? Пикси Правды улыбнулась. Этот вопрос ей понравился. Потому что на него она могла с чистой совестью ответить: – Не знаю. – Может, кто-то настроил их против Рождества? – Не знаю, – пискнула пикси. – Послушай, Апчуш, у меня ещё много дел. Нужно кое-куда пойти, кое с кем встретиться, кое-что взорвать… – Меня зовут не Апчуш. Я Нуш. – Как тебе угодно. Нуш посмотрела на часы. Время близилось к Ночеру. – А что они задумали в этом году? В Эльфхельме снова слышали шум из-под земли. Нам стоит беспокоиться? – Я ничего об этом не знаю, – ответила Пикси Правды. По всему было видно, что разговор с Нуш знатно испортил ей настроение. Пикси Правды подошла к эльфе и больно ущипнула её за нос. Хотя у пикси тоненькие пальцы, хватка у них медвежья. – Ай! – завопила Нуш, чуть не плача. – Зачем ты это сделала? – Прости. Всегда мечтала ущипнуть эльфа за нос. Понятия не имею, зачем мне это. Хочешь, взорвём хлопушку? – Нет, но всё равно спасибо за рассказ, Пикси Правды. Я отправляюсь в Долину троллей. Может, встречу там Летучих историкси и выведаю у них пару фактов. – Даже не надейся. У Летучих историкси аллергия на факты. А у троллей – на любопытных эльфов. Я бы на твоём месте держалась от них подальше. Нуш решительно не нравилось, куда зашёл их разговор. Ей вдруг захотелось оказаться подальше от слишком маленького и слишком жёлтого дома. – Что ж, ещё раз спасибо. Ты мне очень помогла. Увидимся. Пикси Правды залилась тонким смехом. – Ох, сомневаюсь! – сказала она, утирая слёзы. – Вспомни, куда ты идёшь! Нуш вежливо улыбнулась, попрощалась с пикси и её мышкой и вышла за дверь. Затем, нацепив башмаки, она отправилась на запад, в Долину троллей. Женщина по имени Мэри – В работном доме Рождество не отмечают, – сказала Амелии миссис Резче. – И не болтают попусту. Здесь только работают с утра до ночи. Посмотри на этих девочек! Они не раскрывают рта без крайней необходимости, то есть почти никогда. И ты станешь такой через неделю. Молчание – высшая благодетель. – Не дождётесь, – ответила Амелия. – Это мы ещё посмотрим. Я пообещала мистеру Мору, что время, проведённое здесь, ты нескоро забудешь. И я исполню своё обещание – ради спасения твоей души. Разговор с миссис Резче состоялся год назад. Амелия провела в работном доме триста шестьдесят пять дней. Триста шестьдесят пять невероятно долгих и невероятно несчастных дней. Жизнь до попадания в работный дом теперь казалась ей сном, словно её прожила какая-то другая девочка. Амелия тосковала по маме и Капитану Саже и очень старалась не плакать каждую минуту. Миссис Резче назначила её работать в прачечную. Там трудилось множество женщин и девочек с лицами бледными и невыразительными, словно из них высосали всю жизнь. Они складывали вещи, стирали их в раковинах или отжимали при помощи катков. Лёгкой работы в прачечной не было, но крутить гладильный каток было тяжелее всего. Он состоял из двух деревянных валиков, которые отжимали и разглаживали бельё. Сначала нужно было правильно разложить мокрые вещи между ними, а потом повернуть железную ручку, чтобы прокрутить валики. Это требовало таких усилий, что у Амелии от напряжения болело всё тело. Миссис Резче часто стояла у неё за спиной и сыпала замечаниями. Амелия никогда не понимала, миссис Резче в самом деле такая противная, или она просто до жути боится мистера Мора. – Пошевеливайся, лентяйка! Никто не будет ждать тебя сто лет, – говорила она. Мистер Мор иногда заглядывал в прачечную и прохаживался между кипами стираной одежды, заложив руки за спину. Вид у него при этом был, как у императора, прибывшего на смотр войск. – Плохо, очень плохо, – недовольно цедил он. – Надеюсь после обеда увидеть значительное улучшение. Но как бы усердно Амелия ни крутила ручку, мистеру Мору было мало. Если ему казалось, что куча отжатого белья недостаточно велика, он лишал девочку ужина и заставлял работать до полуночи. В работном доме было ужасно одиноко: за целый год у Амелии не появилось ни одного друга. Строго говоря, в Работном доме мистера Мора друзей не было ни у кого. И причиной тому был страх. Все боялись. Но Амелия считала, что бояться глупо. Вместо этого она злилась. И злость поднималась у неё в груди, как дым по печной трубе. С каждым днём она всё отчётливее осознавала, что этот мир – и всё в нем – принадлежит мужчинам. Единственной женщиной, имевшей хоть какую-то власть, была королева Виктория. Амелия сердито размышляла, что женщина может распоряжаться своей жизнью, только если у неё есть корона на голове. Но миром заправляли мужчины. Равнодушные мужчины, которым не было дела до желаний и надежд десятилетней девочки. Мужчины, похожие на констебля Нюхлза. Мужчины, похожие на мистера Мора. Мужчины, которые искренне верили, что поступают правильно, но причиняли только вред. И Отец Рождество тоже принадлежал к их числу. Он был едва ли не самым ужасным. Отец Рождество заставил детей поверить в чудо, тогда как в жизни ничего чудесного не было. Разве можно дарить людям надежду в этом безнадёжном мире? Но Отец Рождество вряд ли об этом задумывался. Он лишь раз подразнил детей волшебством и на этом успокоился. Так что всем, абсолютно всем было наплевать. Никого не заботило, что Амелия от голода еле держится на ногах. В столовой на завтрак и на ужин давали одинаково серую склизкую кашу. Одного взгляда на неё хватало, чтобы напрочь отбить аппетит. За всё это время только одна девочка заговорила с Амелией. Её звали Эмили. Сперва они перешёптывались в спальне, но Эмили покинула работный дом, когда ей исполнилось шестнадцать – через две недели после того, как туда угодила Амелия. На вторую ночь Эмили поделилась с Амелией секретом: – Старайся, чтобы кашу тебе накладывала Мэри, толстушка с пучком на голове. Когда на следующий день Амелия добрела до столовой, стряпухи уже стояли в ряд и половниками накладывали безвкусное варево в мятые жестяные миски. Амелия сразу заметила Мэри. Во всём зале улыбалась только она. Круглая, розовощёкая, Мэри походила на яблоко, которое зачем-то превратилось в человека. Амелия подошла к ней и робко протянула миску. – Привет, милая. Ты новенькая? Амелия кивнула. Женщина сразу заметила, что та грустит. – Ты уж побереги себя, хорошо? – Хорошо, – пробормотала Амелия и пошла с миской к столу. Попробовав кашу, девочка обнаружила, что та и впрямь не так отвратительна. Всё дело было в сахаре, который Мэри туда добавляла. С тех пор во время еды Амелия смотрела на добрую кухарку, и в груди у неё становилось чуть теплее. Словно в тёмной-тёмной галактике загоралась одинокая звёздочка надежды. Весь следующий год Мэри шёпотом рассказывала Амелии о своей жизни, подслащивая серые будни работного дома. Она трудилась здесь с самого открытия. Мистеру Мору требовалось пятьсот человек, чтобы получить лицензию. Он методично обходил улицы Лондона в поисках нищих и бродяг и как-то раз наткнулся на Мэри. Она спала на скамейке у Тауэрского моста, и голуби использовали её вместо насеста. Мистер Мор пообещал Мэри еду, тёплое жилье и хорошую жизнь – и, конечно, обманул. Но даже когда Мэри представилась возможность уйти из работного дома, она ею не воспользовалась. – Я подумала, что вам, сироткам, и без того в жизни приходится несладко. Пусть хоть я вам в кашу сахарку подложу. Но, несмотря на доброту Мэри, Амелия ни на миг не переставала мечтать о том, чтобы сбежать из этого страшного места. Она представляла, как заберёт у Чарльза Диккенса Капитана Сажу и отправится вместе с котом в деревню. Или ещё куда-нибудь. Главное – подальше от работного дома. Подобно кошке, выслеживающей птицу, Амелия ждала удобного момента, чтобы совершить бросок. Четырёхкратное ура в честь Отца Рождество Последний раз в этом году Отец Рождество пришёл с бездонным мешком в Мастерскую игрушек. Эльфы обступили его со всех сторон, многие даже забрались на столы. Кое-кто сжимал в руках подарки, которые ещё не успели сложить в мешок. – Что ж, эльфы, вы можете собой гордиться, – громко сказал Отец Рождество, не забывая поглядывать на большие часы, которые висели на дальней стене. Эльфы в ответ захлопали и радостно закричали. Боббетта, выдувальщица пузырей, принялась выдувать мыльные пузыри. Ветра, мастерица по свисткам, пронзительно свистнула. Ямочка, специалистка по шуткам и розыгрышам, плюхнулась на подушку-пердушку. Белла, главная каламбурщица, звонко расхохоталась. А Клементина, рыжеволосая садовница, которая ухаживала за мандариновыми деревьями, от восторга упала в обморок. – Хо-хо-хо, – смеялся Отец Рождество. – Это ты должен собой гордиться! – сказал Занудник, поправляя очки на носу. Обычно Занудник стеснялся выступать перед публикой, но сегодня он слегка увлёкся. Лицо эльфа раскраснелось, как тулуп Отца Рождество. Он судорожно пытался придумать что-нибудь остроумное или проникновенное, но торжественные речи не были его коньком. Поэтому он не стал мудрить и воскликнул: – Т-т-троекратное ура в честь Отца Рождество! И эльфы охотно выдали четырёхкратное ура, потому как по эльфийским обычаям непременно нужно было добавить ещё одно – на удачу. – Всё идёт по плану, – улыбнулся Отец Рождество. – И под землёй вроде бы тихо. Едва он это сказал, как зазвонил колокольчик. Отец Топо, стоявший рядом с Отцом Рождество, поспешил открыть дверь. На пороге толпились эльфята из детского сада во главе с воспитательницей Матушкой Локой. Отец Рождество снова рассмеялся: дети всегда поднимали ему настроение. – Хо-хо-хо! Здравствуйте, ребятишки! Заходите, заходите. Для вас осталась куча игрушек, забирайте, что кому нравится. Эльфята в разноцветных туниках рассыпались по залу, радостно повизгивая. Крохотные деревянные башмачки звонко топотали по полу. Но Занудник вдруг изменился в лице. Отец Топо не мог этого не заметить и сразу догадался, в чём дело. Он шёпотом спросил Матушку Локу: – А где Малыш Мим? Воспитательница улыбнулась. – Где-то здесь. – Отлично, – сказал Отец Топо. По мастерской бегали сто семьдесят два эльфёнка, вот только Малыша Мима среди них не было. Матушка Лока испуганно ахнула – она тоже это поняла. Занудник ударился в панику. Отец Топо посмотрел на часы. Половина Поздноватого. Занудник уже выскочил из Мастерской игрушек и помчался к дому, чтобы проверить, нет ли там Малыша Мима. Отец Рождество, от чьего взгляда мало что могло укрыться, не слышал, о чём Отец Топо говорил с Матушкой Локой, но забеспокоился. – Что-то случилось, Отец Топо? – Нет-нет, – замотал головой седоусый эльф. – Нет-нет-нет. Ничего не случилось. Просто уже половина Поздноватого, так что пора тебе хватать мешок и отправляться на Олений луг. И Отец Топо заставил себя улыбнуться, отгоняя тревогу. – Поторопись, весь мир ждёт. Новые сани Посреди Оленьего луга высился гигантский свёрток, возле которого стояли Кип и Биби. Биби работала в Мастерской игрушек, где возглавляла отдел упаковки подарков. В этом году её последним заданием было упаковать подарок для Отца Рождество. На фиолетовых волосах Биби красовался пышный бант, а пояс был сделан из яркой ленты, так что эльфа сама напоминала подарочный свёрток. На её лице сияла широкая улыбка. Шагая через луг, Отец Рождество подумал, что у Биби настоящий талант. Она выбрала для подарка блестящую бумагу с серебряными звёздами и увенчала композицию красным бантом. Даже оленям понравилось. На лугу собралась толпа взволнованных эльфов. Они нарядились в свои лучшие туники, по большей части красные или зелёные. Отец Водоль был в чёрном: он никогда не изменял привычкам. На серой тунике Кипа была вышита надпись «В любой непонятной ситуации ешьте пряники и ХО-ХО-ХО». – Право, не стоило беспокоиться, – рассмеялся Отец Рождество и принялся срывать упаковку с подарка. Обрывки блестящей бумаги полетели в толпу, которая встретила их восторженными криками. И вот показались они. Новые сани. – Потрясающе! – воскликнул Отец Рождество, ничуть не кривя душой. Ярко-красные, с блестящими серебряными полозьями и отделкой из полированного дерева, новые сани были в два раза больше старых. Кип превзошёл сам себя, оснастив их по последнему слову эльфийской техники. На приборной панели теснились всевозможные кнопки и рычаги, о назначении которых Отец Рождество пока только догадывался. Он забрался в сани и удобно устроился на роскошном кожаном сиденье. – Отличная работа, Кип. Кип начал тихим сонным голосом объяснять, что и зачем нужно. – Это компас, а это альтиметр, чтобы ты знал, на какой высоте летишь, эта кнопка включает задние тормоза… Отец Рождество ткнул пальцем в странный изогнутый предмет с длинным проводом. – Это телефон, – тут же ответил Кип. – С его помощью ты даже в полёте можешь связаться с Мастерской игрушек. Я его только что изобрёл. – Телефон? – Да. Сначала я назвал его Телэльфоном, но остальные сказали, что это невозможно выговорить. Тебе нравится? (Дорогой читатель, я знаю, о чём ты подумал. Ты подумал: погоди-ка, мы сейчас в 1841 году. А телефон изобрели только в 1849, и сделал это молодой итальянец по имени Антонио Меуччи. Уже потом похожее устройство запатентовал Александр Белл. Верно? Ну так вот, вряд ли тебе кто-нибудь расскажет, что и Антонио, и Александр получили свои телефоны в подарок на Рождество через год после того, как его придумал нескладный эльф в серой тунике). – Телефон! – восхищённо повторил Отец Рождество. – Замечательное изобретение! А потом он заметил на приборной панели самую невероятную штуку. Прямо из дерева торчала стеклянная полусфера. Внутри неё, подобно танцующим привидениям, медленно кружились зелёные, лиловые и розовые облака. – Ух ты! – выдохнул Отец Рождество. – Встроенный барометр надежды. Прекрасная работа, Кип. Ты потрудился на славу. Огромное тебе спасибо за такой рождественский подарок! Он подумал, что новые сани послужат отличной темой для статьи в свежем номере «Ежеснежника», и оглянулся в поисках Нуш. Обычно в это время дня она работала на Оленьем лугу. Отец Рождество всмотрелся в толпу эльфов рядом с оленями, но Нуш там не было. Не было её и среди прочих улыбающихся лиц. А ведь сегодня улыбался даже Отец Водоль. – Отец Водоль, где Нуш? Главный редактор «Ежеснежника» нервно почесал бороду. – Я дал ей выходной. – О, – сказал Отец Рождество. У него возникло неприятное чувство, будто что-то не так. Во всяком случае, не совсем так, как надо. Но потом он снова посмотрел на сверкающие сани, восьмерых оленей и счастливых эльфов, и неприятное чувство ушло. Отец Рождество глубоко вздохнул и пророкотал на весь луг: – МЫ НАВЕРСТАЕМ УПУЩЕННОЕ в ПРОШЛОМ ГОДУ. ЭТО БУДЕТ ЛУЧШЕЕ РОЖДЕСТВО в ИСТОРИИ! И эльфы с готовностью его поддержали. Укус Амелия ворочала тяжёлую ручку гладильного катка и вспоминала прошлое Рождество. Когда умерла мама. Когда Отец Рождество не явился, хотя обещал. Когда из этого мира пропала вся надежда. Она думала о Капитане Саже и о том, как он жалобно мяукал на руках у Чарльза Диккенса. Мысли медленно вращались у неё в голове, подобно валикам гладильного катка. Вдруг миссис Резче со скрипом отодвинула стул, поднялась и вышла из прачечной, громко хлопнув дверью. Другие девочки наполняли горячей водой большое корыто для стирки. На Амелию никто не смотрел. Это был её шанс. Она отпустила ручку катка и шмыгнула к выходу, надёжно укрытая паром. В коридоре слышались шаги и голоса. Амелия нырнула в первую же пустую комнату и тихо притворила за собой дверь. Затем она отыскала глазами окна. Те располагались довольно высоко, и Амелии пришлось залезть на стул, чтобы расшевелить ржавую задвижку. Пыхтя от натуги, она потянула на себя старую раму. Мысли путались. Амелия понимала, что её план может провалиться. Куда проще было бы сбежать через дымоход главного камина, но туда никак нельзя было пробраться незамеченной. Натруженные гладильным катком руки отчаянно болели. Амелия чувствовала, что у неё не хватает сил. Она тянула и тянула на себя окно, но то никак не поддавалось… А потом в комнате раздалось: – ТЫ ЧТО ЗАДУМАЛА, ПАРШИВКА?! Мистер Мор. Ударив тростью об пол, он кинулся к Амелии. – Отстань от меня, старый сморчок! – закричала девочка. Худая рука мистера Мора возникла у неё прямо перед лицом. Он собирался вернуть задвижку на место, и Амелия, недолго думая, пошла на отчаянный шаг. Рискованный. Глупый. Но Капитан Сажа его непременно одобрил бы. Она укусила мистера Мора. Да-да, именно так. Она вонзила зубы в руку мистера Мора. За год в работном доме Амелия порядком ослабела, но, как оказалось, в зубах у неё ещё остались силы. – ААААААААААА! – взвыл мистер Мор. – ЖИВОТНОЕ! КТО-НИБУДЬ, ОТЦЕПИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТОГО ЖУТКОГО РЕБЁНКА!!! Через пару секунд миссис Резче уже оттаскивала девочку от мистера Мора, который таращился на ярко-красную отметину поперёк руки. – Что ж, – прошипел он, переводя взгляд на Амелию. Та пыталась вырваться из хватки миссис Резче. – Двенадцать месяцев прошло, а девчонка всё ещё дикая! Ничем не отличается от той, что пнула меня в прошлом году. Ты совсем как твой отец! – Какое вам дело до моего отца? – Я знал его, когда он был мальчиком. Мы выросли на одной улице. Он был злобным крысёнышем… И думал, что сделать такое, – мистер Мор постучал пальцем по своему сломанному носу, – справедливая плата за отдавленный кошкин хвост. Амелия улыбнулась. Она знала, что её отец был героем. – Ты такая же глупая, как и он. Отведите девчонку в подвал! – приказал мистер Мор надзирательнице. – Бросьте её в карцер. И не смейте выпускать! Хотя Амелия сопротивлялась, как могла, миссис Резче отволокла её в подвал и заперла в маленькой комнате с голыми стенами. Там не было ничего, кроме жёсткой кровати, ночного горшка и крохотного окна с решёткой. Амелия села на холодный каменный пол и разрешила себе расплакаться. Слёзы текли по щекам бесконечным потоком, и вместе с ними её покидала последняя надежда. Ребёнок, чья вера в чудо два года назад спасла Рождество, почти отчаялся. В тот же миг Северное сияние в небе над Эльфхельмом потускнело. Жёсткая посадка Сани Отца Рождество летели, рассекая морозный ночной воздух. По сравнению с прошлым годом это само по себе было чудом. Отец Рождество полагал, что всё пройдёт, как задумано, – ведь в этот Сочельник тролли не напали. Он с улыбкой оглядывал мир внизу и пушистые крупы оленей впереди. И всё же Отец Рождество был вынужден признать, что барометр надежды горит не так ярко, как хотелось бы. – Блитцен, ты видишь Северное сияние? А ты, Гроза? Кто-нибудь видит? Блитцен кивнул, не сводя глаз с горизонта. Тут и Отец Рождество увидел колышущиеся в небесах бледно-зелёные и фиолетовые полотна. – Летите прямо туда, рогатушки! – крикнул Отец Рождество. – Прямо на свет… Ох, как же здорово! Он встал в санях. Когда они пролетали сквозь волшебные огни, Отец Рождество почувствовал, как по телу распространяется радостное покалывание. Изумрудно-малиновое свечение окутало весь мир. (Свечение, кстати, входило в тройку любимых слов Отца Рождество. Самым его любимым словом было волшебство, а следом за ним – шоколад). Согретый Северный сиянием, Отец Рождество преисполнился уверенности, что у него всё получится. Даже остановить время. Хотя с этим стоило поторопиться. Отец Рождество посмотрел на окутанную огнями приборную доску. Часы показывали Начало Ночного. Отец Рождество нажал маленькую кнопку прямо в центре циферблата. Надпись на ней гласила «СТОП». Отец Рождество смотрел, как секундная стрелка замедляет бег, чтобы в конце концов замереть. – И чтобы без баловства, – шутливо погрозил он ей. Снег неподвижно завис в воздухе. Сани промчались мимо большой чёрно-белой птицы, которая застыла высоко в небе с раскинутыми крыльями. Замерший во времени полярный гусь. Когда Отец Рождество доставит все подарки, этот гусь и остальной мир продолжат жить, как ни в чём не бывало. Птица полетит. Снежинки упадут на землю. Дети проснутся утром и увидят полные чулки подарков. Надежда будет восстановлена. Затем Отец Рождество произнёс имя первого ребёнка, которого собирался навестить. Ребёнка, с которого всё началось в позапрошлом году. – Амелия Визарт, – сказал он, мысленно возвращаясь на два Рождества назад. Она отправила ему письмо, которое пролетело по воздуху до самой Большой горы. По словам Пипа, ловца писем, дежурившего в тот день, больше ни одно письмо не смогло пересечь гору. С тех пор Отец Рождество всегда носил его в кармане. Услышав Отца Рождество, стрелка компаса повернула на юго-запад. Он натянул поводья, и датчик двигателя загорелся красным. Стрелка спидометра колебалась на отметке «НУ ОЧЕНЬ БЫСТРО», альтиметр показывал «В ОБЛАКАХ». Отцу Рождество и оленям предстояло преодолеть 1982 мили до Лондона. – Хо-хо-хо! – рассмеялся Отец Рождество. Его переполняла чистая радость. Оленья упряжка неслась над Финляндией, Швецией, Данией. Внизу проплывали дома, которые Отец Рождество собирался посетить позже. Точнее, в то же самое время. Он хотел начать с Лондона, чтобы в первую очередь заглянуть к Амелии. На удачу. Она ведь написала ему очень важное письмо – и он хотел подарить этой девочке лучшее Рождество на свете. А пока они летели, можно было поболтать с оленями. Отец Рождество любил беседовать с ними. В конце концов, он же был автором невероятно популярной в Эльфхельме книги «Заклинатель оленей». – Хотите услышать новую шутку? Олени активнее зашевелили копытами, но от шуток Отца Рождество было не так просто сбежать. К тому же он не понимал намёков. – Ну что ж… Какой лучший рождественский подарок для белого медведя? Есть идеи? Нет? СеЛЁДка! Поняли? Ну же, сеЛЁДка! Хо-хо-хо! Отец Рождество посмотрел вниз. Сани летели над водой. – Здравствуй, море! – прокричал он. И подавился смешком, потому что в голову ему пришла очередная шутка. – Море не отвечает. Потому что очень волнуется. Поняли? Волнуется. Потому что волны. Весело же, да? Олени хранили молчание. – А ещё хотите? Я много знаю. Слышали шутку про пикси, чья голова застряла у эльфа в… Отец Рождество запнулся. Всё шло как надо. Сани летели. Олени мчались вперёд. Он чувствовал себя счастливым. Но. Но, но, но. С барометром надежды творилось что-то неладное. Отец Рождество легонько постучал по нему. Потом ударил сильнее. Сомнений быть не могло – огни внутри барометра гасли. – О нет, – прошептал Отец Рождество. – Только не это. Теперь альтиметр показывал «НИЖЕ ОБЛАКОВ». – Набирайте высоту! – окликнул оленей Отец Рождество. – До Лондона ещё далеко. Они перебирали копытами изо всех сил, но это не помогало. – Блитцен! Что случилось, тебе тяжело? Если так, подними голову вверх! Блитцен задрал голову. Отец Рождество схватил штуковину, которую Кип назвал телефоном, и наугад сказал в неё: – Привет? Из трубки тут же раздался встревоженный голос Отца Топо: – Что такое? – О, привет, Отец Топо. Я просто проверяю, всё ли в порядке в Эльфхельме. Старый эльф на другом конце линии прочистил горло. – Всё ли в порядке? Конечно. Разумеется. Всё в полном порядке. А почему ты спрашиваешь? – У меня возникла небольшая проблема с оленями. Мы не можем набрать нужную высоту. И барометр надежды выглядит не слишком, кхм, обнадеживающе. Отец Рождество знал: барометр чутко реагирует на то, что происходит в мире эльфов или людей. Значит, либо там, либо там случилась беда. Или же не повезло обоим мирам. Отец Топо неуверенно откашлялся. – Не волнуйся, Отец Рождество. Всё у нас хорошо. Занимайся своими делами. Вдали показались огни закутанного в туман Лондона. – Ладно, Отец Топо, нам пора, – сказал Отец Рождество, когда сани начали снижаться. – Вы уж там поаккуратнее! – попросил его седоусый эльф. Отец Рождество посмотрел за борт. Он и забыл, какой Лондон большой. Бесконечные залитые лунным светом дома, церкви, змеящаяся между ними Темза… Казалось, город простирается до самого горизонта. Вдруг олени словно запнулись, сани тряхнуло, и желудок Отца Рождество совершил кульбит. – Мы ещё не на Хабердэшери-роуд! Блитцен обернулся и бросил на Отца Рождество полный отчаяния взгляд. – Давайте, олени! Вы справитесь! Держитесь в воздухе! Он посмотрел на альтиметр. Стрелка, задержавшись на отметке «ДОВОЛЬНО НИЗКО, НО ПОКА БЕСПОКОИТЬСЯ НЕ о ЧЕМ», шустро перебежала к «ОЙ, НЕТ, УЖЕ СЛИШКОМ НИЗКО. НАЧИНАЙТЕ ПАНИКОВАТЬ». Отец Рождество судорожно искал, куда приземлиться. Место для посадки должно было быть просторным, ровным и скрытым от любопытных глаз. Идеально подошла бы какая-нибудь крыша, но где найти крышу таких размеров? А потом он увидел. Самый большой дом на свете. У него была сотня окон, высоких и строгих, словно солдаты на карауле. И раз уж мы заговорили о солдатах, они там тоже были – стояли у ворот в чёрных бобровых шапках. Здание поражало своей величиной. Даже Мастерская игрушек не могла с ним соперничать. Оно было больше любого дома в Финляндии. И его крыша отлично годилась для того, чтобы спрятать там сани с оленями. – Внимание! – крикнул Отец Рождество. – Заходим на посадку. Гроза, Блитцен, видите ту крышу? Правьте к ней. Остальные, поднажмите! Но поднажать не получилось. Олени замедлялись, сани начинали клевать носом. Отец Рождество посмотрел вниз и увидел, что солдаты в бобровых шапках засуетились, вскинули ружья и целятся прямо в них. «Бах!» – раздался выстрел. Мимо свистнула пуля. «Бах!» – ещё одна пробила дыру в санях. – Нет-нет-нет! – запричитал Отец Рождество. У него были две причины для беспокойства. Во-первых, он не хотел, чтобы его или оленей подстрелили. Во-вторых, если солдаты двигались, значит, и время больше не стояло на месте. Теперь он обратил внимание, что жизнь в Лондоне течёт своим чередом. Кареты едут, лошади скачут, прихожане спешат на ночную службу. Отец Рождество посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали Начало Ночного, но секундная стрелка уже бежала вперёд. Отец Рождество ударил по кнопке «СТОП», но это не помогло. Тогда он бросил взгляд на барометр надежды и увидел, что тот опустел. – О-хо-хо, – вырвалось у Отца Рождество. Вопреки стараниям оленей, сани стремительно снижались. Крыша приближалась, но была теперь слишком высоко. Отец Рождество уже видел, что они не долетят. Требовалось больше волшебства. – Бубенцы, бубенцы, – запел он, – весело звенят… Бах! Новая пуля порвала бездонный мешок. Шоколадные монеты посыпались вниз, сверкая золотой фольгой. – Звон идёт во все концы, саночки… Отец Рождество крепко зажмурился и приготовился к удару. Крах! Вместо того чтобы налететь на стену, олени врезались в огромное окно. Щепки и осколки брызнули во все стороны. – Гриб-вонючка! – вскрикнул Отец Рождество, влетая в окно вслед за оленями. Он и сам не знал, почему на ум ему пришло любимое ругательство пикси. Бдыщ! Несмотря на попытки затормозить, оленей занесло. Путаный комок рогов и копыт прокатился по мягкому узорчатому ковру и врезался в стол. Отец Рождество вывалился из саней и ударился о стену. Гигантская ваза на столике зашаталась, закачалась и наконец упала прямо на голову Отцу Рождество, разбившись вдребезги и усыпав его фарфоровыми осколками. Затем раздался крик. Но кричал не Отец Рождество. В гостях у королевы – Альберт! Голос принадлежал молодой женщине в белой ночной рубашке. Она сидела на большой кровати с балдахином в комнате с самым мягким ковром, на котором Отцу Рождество только доводилось валяться. А он в своей жизни повалялся на многих коврах. Кажется, до того как оленья упряжка влетела в окно, женщина читала что-то вроде журнала. Но Отца Рождество куда больше заинтересовало то, что было у неё на голове. Корона. Ослепительная, золотая, инкрустированная драгоценными камнями. На голове у женщины, которая сидела в кровати. Это могла быть только королева Виктория. Правительница Англии. Самая могущественная женщина на свете. И Отец Рождество только что разгромил ей опочивальню. – АЛЬБЕЕЕЕЕЕЕЕРТ! – Для хрупкой женщины у неё был очень сильный голос. – Зови охрану и хватай ружьё! Толстый бородатый французишка только что влетел в королевскую спальню на демонических лошадях. Пора объявлять ТРЕВОГУ! – Прошу прощения, но это олени, а не лошади. А я не француз. Позвольте всё объяснить! В комнату вбежал высокий худой мужчина с детским лицом и жидкими усиками, словно сделанными из ниток. Он был одет в полосатую пижаму, а в руках держал ружьё, которое не замедлил наставить на Отца Рождество. – Не волнуйся, ягнёночек. Он у м-меня на м-мушке. – Прострели ему голову, Альберт! Ради всего святого, хоть раз будь мужчиной! Отец Рождество заметил, что руки у Альберта дрожат, а вместе с ними дрожит и ружьё. – Послушайте, – сказал Отец Рождество. – Мне очень жаль, что так получилось с вашей спальней. Мы всё здесь приберём. – О, пожалуйста, не беспокойтесь, – попросил его Альберт. – У нас есть слуги. Королева Виктория сердито посмотрела на мужа. – Альберт, что ты делаешь? Почему ведёшь себя с ним так по-королевски? – Но как ещё мне вести себя, пчёлка? Я же принц-консорт. – А он влез в мою спальню посреди ночи! И, вполне возможно, он француз. – Строго говоря, я финн с примесью эльфа, но это случилось потом, – услужливо уточнил Отец Рождество. Королева Виктория вся раскраснелась от злости и повернулась к Альберту. – Пока ты вешал блестящие шарики на глупое дерево, которое тебе привезли из Норвегии, – сказала она мужу, сверкая глазами, – этот волосатый монстр со своими дьявольскими лошадьми попытался меня украсть! Услышав это, Отец Рождество очень расстроился. Его отца ещё можно было назвать похитителем, но сам он подобным не занимался. – Я не пытался вас украсть, – заверил он королеву. А Блитцен не нашёл другого времени, чтобы справить большую нужду. Прямо на мягкий ковёр. Вскоре на нём уже красовалась дымящаяся куча оленьего навоза. – О нет! – завопила королева Виктория. – Демоническая лошадь нагадила на королевский ковёр! Отец Рождество тяжело вздохнул. – И за это я тоже прошу прощения, – сказал он, выразительно глядя на Блитцена. – Пристрели его, Альберт. Пристрели бородача! А потом и его дьявольских лошадей! Ружьё в руках принца-консорта заходило ходуном. – Да-да. Сейчас-сейчас. Я всё сделаю. Я смогу. Я же смогу? – Конечно, сможешь, помидорчик, – чуть смягчилась королева. – Давай, мой милый немецкий принц. Стреляй прямо в его необъятный живот. Хотя нет, пуля может отскочить. Целься в лицо. – Мне кажется, это как-то неправильно, – стушевался Альберт. Королева Виктория шумно втянула воздух. – Похоже, придётся звать баронессу Лецен… БАРОНЕССА! БАРОНЭЭЭЭЭЭССА! Принц Альберт закатил глаза. – Только домашнего дракона нам здесь не хватало. В королевские покои торопливо вошла широкоплечая пожилая дама с мощными руками и волосами на подбородке. Она была одета в чёрное платье и выглядела так, будто случайно проглотила осу. – Што такхое, фаше феличестфо? – спросила она с сильным немецким акцентом. – К нам вломился грабитель. Его нужно пристрелить. Альберт! Сейчас же отдай баронессе ружьё. Но баронесса и без ружья прекрасно справилась. Она подошла к Отцу Рождество и крепко схватила его за нос. Потом выкрутила и толкнула. Отец Рождество и не подозревал, что на свете бывает такая боль. Он упал на пол, прижимая руку к лицу, и с ужасом воззрился на баронессу. А та повернулась к королеве. – Много лет насат, до того как я стала фашей гуфернанткой, я немношко занималась уличными боями. Среди прочих дефочек я была изфестна, как Ганноферский Ушас. Отец Рождество мысленно согласился, что прозвище подходило ей как нельзя лучше. А баронесса тем временем наклонилась, ухватила его за тулуп и штаны и начала раскручивать вокруг себя. Альберт утомлённо прикрыл рукой глаза. – Размажь его, баронесса! – завопила королева Виктория, возбуждённо хлопая в ладоши. – Вышвырни из окна! Олени испуганно следили за тем, как баронесса Лецен, подобно жуткому волчку, крутится всё быстрее и быстрее. Наконец она с диким рёвом отпустила Отца Рождество, и он вылетел в то самое окно, через которое влетел несколькими минутами ранее. – Ауфидерзейн, французиш швайн! – крикнула ему вслед баронесса и утробно расхохоталась. Вихрь спешит на помощь! Отец Рождество летел вниз, как соскользнувший с тарелки сливовый пудинг. Но постойте, что за тень устремилась к нему? Вихрь! Самый быстрый из оленей. Он выпрыгнул из окна и буквально в последний миг уберёг Отца Рождество от столкновения с землёй. Бах! Солдаты снова принялись палить во все стороны, и Вихрь поспешил вернуть Отца Рождество в комнату королевы. Оказавшись там, Отец Рождество увидел, что её величество забрала у мужа ружьё. Он снова был на мушке – теперь уже у королевы. – Как они это делают? – спросила она. Отец Рождество с трудом оторвал взгляд от дула, которое смотрело ему в лицо. – Делают что? – Летают. Как твои дьявольские лошади летают? Отцу Рождество решительно не нравилось, что королева Виктория называет оленей дьявольскими лошадьми. Они были чувствительным созданиями, в особенности Танцор, и не любили, когда их обзывали. – Это олени. И они не имеют никакого отношения ни к дьяволу, ни к лошадям. Это уникальные животные. А летают они благодаря волшебству. Из-за Рождества в воздухе много волшебства. Но всё-таки недостаточно. Поэтому мы и врезались в ваше окно. Слегка сбились с курса… – Чёрт побери, да кто ты такой? – Я Отец Рождество! – Отец Рождество? – нахмурилась королева. – Никогда не слышала. – Я слышал, сахарок, – нервно произнёс Альберт с таким видом, будто каждое его слово было сделано из фарфора. – Хенрик рассказывал о нём. Помнишь Хенрика? Это мой друг из Норвегии. Тот, который прислал ель. Два года назад Отец Рождество облетел землю в Сочельник и подарил всем детям подарки. – Ах да! Об этом я слышала. Пробираться по ночам в чужие дома! Это непозволительно. Отец Рождество покачал головой. – Я не пробирался. Видите ли, я останавливаю время. Во всяком случае, должен. Использую волшебство, чтобы дарить людям надежду, которая в свою очередь помогает творить волшебство. Кажется, королеве Виктории не понравилось то, что он сказал. На лице у неё появилось сердитое выражение. Возможно, это было самое сердитое лицо в истории человечества. – И для этого ты разнёс Букингемский дворец? Мы только переехали. Посмотри, во что превратилась моя комната. Принц Альберт поднял руку. – Разрешите обратиться? – Разрешаю, – хмуро ответила королева. – Я просто хотел напомнить, что во дворце осталось ещё сто пятьдесят две спальни, ягодка. – А вот это было сейчас совершенно неуместно. Баронесса, тресните его хорошенько! Баронесса охотно влепила несчастному принцу Альберту оплеуху. – Это был несчастный случай, – сказал Отец Рождество, кивая на окно. – И я искренне сожалею. На пороге возникли солдаты, слегка запыхавшиеся от бега по лестницам. Они дружно отдали честь королеве. – К вашим услугам, ваше величество! Королева кивнула солдатам и задала Отцу Рождество ещё один вопрос: – Ты ведь знаешь, с кем говоришь? – Да. С королевой Англии. – Верно, – сказала королева. – Если быть точной, с королевой Соединённого королевства Великобритании и Ирландии, главой Британской империи, над которой никогда не заходит солнце. То есть самой важной особой в мире. – Нам убить нарушителя? – спросили солдаты. – Мне кажется, не стоит стрелять в Отца Рождество, – вмешался принц Альберт. – Помолчи! – рыкнула на него королева Виктория. А потом смерила ночного гостя тяжёлым взглядом. – Откуда нам знать, что ты и в самом деле Отец Рождество? – Я прилетел сюда на оленях. По-моему, это неплохое доказательство волшебства. – Полагаю, это несколько странно, – ответила королева Виктория. – Хотя в мире вообще много странностей. Рыбы, например. Пупок. Бедность. Но, пожалуй, стрелять в тебя мы не будем. Отец Рождество очень обрадовался. – Спасибо! Это большое облегчение. – Нет. Лучше мы тебя повесим. Отец Рождество сглотнул. Нужно было что-то делать. Он закрыл глаза и крепко задумался. Так крепко, что погрузился в подобие сна. В этом сне он увидел несчастную восьмилетнюю девочку, очень похожую на королеву Викторию. Девочка сидела в роскошно убранной комнате, полной невероятно красивых вещей: лошадок-качалок, волчков, игрушечных сервизов и кукол. Женщина с волосами, стянутыми в пучок, – молодая баронесса Лецен – сердито отчитывала её. – Я хочу к маме, – плакала девочка. – Где моя мама? – Вы очень плохо вели себя, Виктория! – ругалась баронесса. – Вы должны научиться быть леди. Ведь однажды вы станете королевой! – Но я не хочу быть королевой! – Будете так говорить – не получите подарков на Рождество. – Единственное, что я хочу на Рождество, – это никогда не стать королевой! Никогда, никогда, никогда! Отец Рождество открыл глаза и повторил то, что только что услышал. – Всё, о чём вы мечтали на Рождество, когда были маленькой, – это никогда не стать королевой. Никогда, никогда, никогда. Королева Виктория погрустнела. Она стала очень-очень-очень грустной. Может, даже ещё грустнее. – Откуда ты знаешь? – Потому что я Отец Рождество. Королева положила ружьё на кровать и тихо хлопнула в ладоши, отпуская стражу и баронессу Лецен. Когда последний солдат покинул комнату, она погрузилась в раздумья. Блитцен, как будто мало было кучи на ковре, принялся жевать дорогие занавески. – Знаешь, я была не очень счастливым ребёнком. Все ждали, что я буду вести себя, как полагается. Ведь я была будущей королевой. Это очень тяжело, когда на тебя возлагают столько ожиданий. Понимаешь? Отцу Рождество это было знакомо. – Понимаю. Честно, я знаю, каково это. – У меня было много игрушек, но никакого волшебства. Отцу Рождество захотелось приободрить королеву, и он запел «Бубенцы звенят». – Что ты делаешь? – удивлённо спросила она. – Пою «Бубенцы звенят». – Зачем? – Чтобы вас развеселить. Королева Виктория прыснула со смеху. Альберт обеспокоенно посмотрел на супругу. – Дорогая, дьявольская лошадь ест наши занавески. – Это не дьявольская лошадь, – поправила его Виктория. – Это олень. И она улыбнулась Отцу Рождество. А он улыбнулся в ответ. С одобрения королевы Королева Виктория попросила прощения у Отца Рождество. Ей было искренне жаль. – Дарить детям волшебство – это чудесно, – сказала она. – Как раз волшебства-то сейчас и не хватает, – ответил Отец Рождество. В доказательство своих слов он ткнул пальцем в разбитое окно и колышущиеся на ветру занавески. – В прошлом году его совсем не было. И Рождество не случилось. Я не могу допустить, чтобы такое снова произошло. – В детстве у меня ничего не было, – вздохнув, продолжил он. – Кроме куклы из репки. И маленьких санок. Но они даже близко не были похожи на эти. Отец Рождество кивнул на большие красные сани. Ему показалось, что в барометре надежды вспыхнула слабая искра. – Думаю, когда я была маленькой, мне бы понравилось верить в волшебство, – сказала королева Виктория. – И знать, что некоторые вещи невозможно объяснить. По-моему, это замечательно, когда в жизни есть место загадке. От этого всё становится лучше. В моей жизни никаких загадок не было. Всё, что я делала, планировалось заранее. И было тоскливым, как лондонский туман. Королева Виктория величаво прошла через комнату к антикварному столику и принялась что-то писать. Закончив, она накапала на бумагу красного сургуча и прижала к нему деревянную печать. На сургуче остался оттиск с изображением короны. – Королевская печать одобрения, – с гордостью пояснила она и протянула бумагу Отцу Рождество. – Если попадёшь в беду, достаточно будет её показать. Любой человек сразу поймёт, что это написала я. Отец Рождество посмотрел на бумагу. Письмо было не слишком длинным: «Кто бы вы ни были, окажите содействие этому человеку. Искренне ваша, королева Виктория». Отец Рождество почувствовал, как в животе становится теплее. – Благодарю вас. Приятно иметь друзей в высших кругах. Королева Виктория коротко улыбнулась. – Взаимно. – Что бы вы хотели на Рождество? – спросил Отец Рождество королеву. Та серьёзно задумалась. – Пожалуй, Индию. – Индию? – слегка опешил Отец Рождество. – Боюсь, Индия великовата. И мне кажется, неправильно дарить кому-то целую страну. – Уверяю тебя, однажды Индия всё равно будет моей. Ну, а пока… Заварочный чайник тоже подойдёт. – Думаю, с этим я справлюсь, – сказал Отец Рождество. Он сунул руку в бездонный мешок и пожелал, чтобы там нашёлся нужный чайник – белый, с синим узором из ивовых деревьев. В следующий миг ему в ладонь ткнулась гладкая фарфоровая ручка. Отец Рождество вытащил чайник из мешка. – Да! – воскликнула королева. – Как раз такой я и хотела. Отец Рождество кивнул. – Мне нужно доставить ещё много подарков, – сказал он, усаживаясь в сани и беря поводья. – А если вы опять во что-нибудь врежетесь? – с ноткой беспокойства спросила королева. Отец Рождество посмотрел на барометр надежды. Он не ошибся: в глубине тёмной сферы горел огонёк. Может, встреча с королевой Викторией увеличила количество волшебства в воздухе. Отец Рождество нажал кнопку на циферблате – и время остановилось. Отчасти. Королева Виктория замерла, уподобившись масляным полотнам на стене, но потом двинулась с места, пусть и очень-очень медленно. – Ладно, рогатушки. Остановить время не получилось, но оно уже не так спешит вперёд. А вот нам следует поторопиться. Будем надеяться, что мир замедлился достаточно и нас никто не заметит. Олени рванули с места и через открытое окно взмыли в небо над Лондоном. Сани слегка потряхивало, но всё же они летели над домами и церквями, над луковицей собора Святого Павла, мимо неповоротливых голубей, пока не приземлились на крышу дома номер 99 по Хабердэшери-роуд. По улице внизу шли под руку мужчина и женщина. Казалось, что они не движутся, но это было не так. Мужчина курил трубку и невыносимо медленно вынимал её изо рта. Скакун оступился и отколол копытом кусок кровли. Тот начал плавно соскальзывать вниз. Отец Рождество наклонился к приборной доске и несколько раз вдавил кнопку «СТОП», но обломок продолжал скользить. – Чтоб тебя! Время должно было остановиться. Совсем! Не споткнуться, не замедлиться, а замереть. У Отца Рождество в мешке лежали подарки для 227 892 951 ребёнка. И их все требовалось развезти сегодня ночью. Поэтому время нужно было остановить. Но как? Отец Рождество ещё не знал, что ответ на этот вопрос отчасти таится на конце дымохода, возле которого он стоял. Забираясь в печную трубу – объёмистый живот ничуть ему не мешал, спасибо давнему чудовству, – Отец Рождество заметил под самым колпаком отпечатки чьих-то испачканных в саже пальцев. Судя по размеру, их оставил ребёнок. «Хм-м-м», – подумал Отец Рождество. И этой короткой мысли суждено было вырасти в большое беспокойство. Девочка с бородой Что-то было не так. Отец Рождество почувствовал это ещё до того, как увидел кровать. А потом он увидел кровать. И ахнул. Амелия выросла. Отец Рождество знал, что ей уже десять лет. Ещё он знал, что за два года маленькая девочка может сильно измениться. Но он и не подозревал, что так сильно! Теперь Амелия занимала всю кровать. Живот у неё был не меньше, чем у Отца Рождество. И она храпела, как простуженный поросёнок. Отец Рождество огляделся. Комната осталась прежней. С отсыревших голых стен всё так же облезала краска. И с потолка всё так же капало, потому что крыша протекала. Вот только Отец Рождество не заметил ни следа чёрного кота, который спал в ногах Амелии два года назад. Теперь у её кровати стояла бутылка. Бутылка из-под виски. Неужели девочки в десять лет могут пить виски? За окном мелькнула какая-то тень, а потом послышался грохот. Отец Рождество подбежал к окну и посмотрел вниз. В лунном свете он разглядел осколки черепицы. Куривший трубку мужчина и его спутница куда-то пропали. Падал снег. Внезапно скрипнула половица. Амелия села на кровати. За два года она отрастила бороду – пушистую, как у Отца Рождество, и чёрную, как у Отца Водоля. А ещё прибавила лет сорок. И сменила пол. – Ты не Амелия. – Ты что делаешь в моей комнате? – взревел мужчина, который выглядел и пах, как самый настоящий пират. Схватив пустую бутылку из-под виски, он швырнул её в Отца Рождество. Тот пригнулся, и бутылка разбилась о стену. – Мамочки, – воскликнул Отец Рождество. Он быстро сунул руку в мешок в надежде вытащить что-нибудь, что понравится хозяину комнаты. Это оказалась повязка на глаз. – Держите, – Отец Рождество протянул ему подарок. – С ней вы будете совсем как пират. Но мужчине повязка почему-то не понравилась. – Я совершенно не похож на пирата, – возмущённо фыркнул он. – А вот ты похож. На большого красного пирата. Тогда Отец Рождество нашарил в мешке кучу шоколадных монет. – Я Отец Рождество, а не вор или что вы там себе подумали. Пожалуйста, возьмите. – Монеты? – сверкнул глазами бородач. – Шоколадные, – уточнил Отец Рождество. – Из лучшего эльфийского шоколада. – Шоколадные? Отличная идея! – Мужчина быстро надкусил одну. – Сначала нужно развернуть, – подсказал Отец Рождество. – Ах да, точно, – кивнул хозяин комнаты, выплёвывая фольгу. – Простите, что напугал вас. Вы папа Амелии? – Что ещё за Амелия? – Девочка, которая здесь живёт. Или жила. Мужчина задумался. – Я тут уже год. Соседи говорили, что женщина, которая жила тут до меня, умерла… У неё была дочка, но я не знаю, куда она делась. Отец Рождество ахнул. Он вспомнил, о чём просила Амелия в последнем письме. Какой подарок хотела получить на прошлое – и так и не случившееся – Рождество. В животе у него заворочался противный холодный ком. – Понятно, – сказал Отец Рождество. – Ладно. Хорошо. Спасибо. Мне пора. Разбуженный посреди ночи мужчина удивлённо следил за тем, как толстяк в красном направляется к камину. – А ты там поместишься? – недоверчиво спросил он. – Волшебство поможет, – ответил Отец Рождество. – Счастливого Рождества! С этими словами он исчез в очаге, который, несомненно, был слишком маленьким для взрослого человека. Сначала всё шло хорошо, но ближе к концу Отец Рождество застрял. Его голова торчала из трубы, а остальное тело как будто сжимал в кулаке великан. – Вот незадача, – проворчал Отец Рождество. Стоявшие на крыше олени с любопытством наблюдали за тем, как он пытается вылезти. Комета не выдержала и расхохоталась, выпуская из ноздрей облачка пара. – Комета, это не смешно! Блитцен подошёл к трубе и наклонил голову. Отец Рождество крепко ухватился за рога, и олень медленно потянул его на себя. Чпок! Отец Рождество выскочил из дымохода, как пробка из бутылки. К счастью, он держался за рога, так что далеко не улетел. На самом деле, он даже перекувырнулся и приземлился оленю на спину. – Спасибо, Блитцен, – сказал Отец Рождество, бросая выразительный взгляд на Комету. – Ты хороший друг. Затем он слез с Блитцена и направился к саням, осторожно ступая по заснеженной крыше. Отец Рождество принимает решение Итак. Признаюсь, довольно сложно объяснить, как работает волшебство. Северное сияние, остановка времени, полёты по небу и всё остальное. Волшебство зависит от многих вещей. Пожалуй, даже от очень многих. Чтобы растолковать, как оно работает, потребуется не одна и не две книги. А семь тысяч четыреста шестьдесят две. И я бы с удовольствием их написал, но, боюсь, у меня отвалятся пальцы, и вдобавок я умру от голода. К тому же, если начать разбираться в волшебстве, оно рассеется. Представьте, что вы увидели красивую бабочку и захотели рассмотреть её поближе. Но когда вы подходите к ней, бабочка отлетает. Вот, совсем улетела. (Если вам кажется, что в последнем абзаце мало смысла, поверьте мне, это не так. Просто перечитайте его повнимательнее). Но кое-что я всё-таки могу вам рассказать. Например, что Отец Рождество был сбит с толку. Он знал: в Эльфхельме что-то неладно. Что-то, о чём Отец Топо предпочёл не рассказывать. Ещё он знал, что Амелия Визарт пропала. А Амелия Визарт была очень важна. Она стала первым ребёнком. Её надежда на чудо сделала Рождество возможным. Надежда имеет огромное значение. Это главный ингредиент рождественского волшебства. Но надежда и сама по себе является волшебством, причём совершенно особенным. Амелия зарядила воздух волшебством просто потому, что поверила в него. И это случилось до того, как остальные дети узнали об Отце Рождество. Амелия верила не в толстяка в красном костюме, а в возможность. В возможность чего-то чудесного – вроде того, что рождественским утром каждый ребёнок на земле получит подарок. – Так, – обратился Отец Рождество к оленям. – Думаю, мы сможем спасти Рождество. Но сперва нужно найти эту девочку. Она где-то в Лондоне. Поэтому… На поиски! Среди людей Отец Рождество понимал, что олени на крыше выглядят подозрительно – особенно сейчас, когда время снова текло своим чередом. Поэтому он приказал им лететь на покрытое снегом клубничное поле возле деревеньки Хакни в пригороде Лондона. Кое-как выбравшись из саней – поездка вышла довольно тряской, – Отец Рождество повернулся к оленям: – Ведите себя прилично. Я скоро вернусь. Во всяком случае, постараюсь. Затем он направился в Лондон. Шагая по сумрачным туманным улицам, Отец Рождество чувствовал себя не в своей тарелке. В ярко-красном тулупе и колпаке он явно выделялся из толпы. Лондонцы предпочитали чёрные шляпы, хотя Отец Рождество и заметил нескольких женщин в белых чепцах. Все были одеты тускло и однообразно. В конце концов Отец Рождество снял красный колпак и спрятал в карман. Оленей и саней на улицах тоже не было видно. И пряниками не пахло. Только дымом, грязью да лошадиным навозом. – Мир без волшебства – довольно унылое место, – пробормотал Отец Рождество. Время продолжало вести себя, как ему вздумается: то останавливалось, то бежало вперёд. Мир напоминал сломанную машину с глохнущим двигателем. Отец Рождество, разумеется, предпочёл бы, чтобы мир наконец замер и дал ему спокойно найти Амелию и доставить подарки детям. Он прошёл мимо церковных часов на Хабердэшери-роуд. Те показывали половину первого ночи, то есть Очень-Очень Поздно на эльфийский лад. Людей на улицах было совсем мало. На скамейке сидела беззубая старуха с затянутыми бельмами глазами. Она куталась в шаль и кормила голубей, которые то махали крыльями, то зависали в воздухе, то снова начинали махать. Отец Рождество присел рядом с ней, когда женщина застыла во времени. Потом она вдруг отмерла, дыхнула на него луком и подмигнула: – Привет, красавчик. Отец Рождество вежливо поздоровался и спросил, не знает ли она девочку по имени Амелия. Женщина про такую никогда не слышала. Она спросила у голубей – те тоже ничего не знали. Темнота сгущалась, а вместе с ней и лондонский туман. Поэтому, даже когда время не останавливалось, всё вокруг то появлялось, то исчезало. Мужчины, которые нетвёрдой походкой возвращались из паба, распевая рождественские гимны. Ловец крыс с сумкой, полной крыс… Отец Рождество продолжил поиски и дошёл до ярмарки. Почти все лотки были пусты, кроме одного. Старуха с каштанами до сих пор толкала свою тележку, и Отец Рождество направился прямо к ней. – Каштанов? – спросила она. Чтобы уберечься от холода, старуха замотала голову пёстрой вязаной шалью, из-под которой выглядывало худое лицо. – На три фартинга? Отец Рождество дал ей три шоколадные монеты. Старуха в удивлении уставилась на них. – Это шоколад, – объяснил Отец Рождество. Торговка каштанами развернула монеты и положила шоколад в рот. Затем она прикрыла глаза и несколько минут молчала, наслаждаясь вкусом. – Ох, это прекрасный шоколад. – Знаю. А ещё это деньги. Старуха недоверчиво рассмеялась. – Это где же? – На севере. Старуха задумалась. – В Манчестере, поди? – Нет, подальше… Неважно. Послушайте, мне не нужны каштаны. Я ищу девочку, Амелию Визарт. Она… кхм, друг семьи, и она пропала. У неё был чёрный кот. – Наверное, бродяжничает где-то. Если ей повезло. – Повезло? Жить на улице? Отец Рождество хорошо помнил, как тётя Карлотта выгнала его из дома, и ему пришлось три месяца спать на улице. И как по пути на Крайний север он сворачивался на земле и пытался согреться, чтобы уснуть. Эти воспоминания до сих пор преследовали его в кошмарах. – Или она уже померла. Сколько, говоришь, ей лет? – Десять. – Десять – это много. Почти взрослая. Могла помереть от естественных причин. – В десять лет?! – Смерть – не самое плохое, что тут может случиться с детьми, – наставительно произнесла старуха. Отец Рождество совсем растерялся. На душе у него стало очень неспокойно. – И что же хуже смерти? Торговка каштанами побледнела, хотя её лицо и без того было страшно бледным. Нос сморщился, словно она собиралась чихнуть, но так и не решилась. А потом глаза её расширились, и она с неподдельным ужасом проговорила: – Работный дом. – Что такое работный дом? – нахмурился Отец Рождество. – Жуткое место. Жуткое, жуткое, – она несколько раз повторила это слово. – Они забирают туда бедняков. И меня как-то забрали. Делают вид, что заботятся о тебе. Но на самом деле нет. Нет, нет… Я оттуда еле выбралась. У меня на это ушли годы. Но многим везёт куда меньше. – Куда её могли забрать? – Да кто ж знает? Работных домов много. Есть на Олд-Кент-роуд. На Грейсчерч-стрит. На Брэд-стрит. Работный дом Смита. Работный дом Мора. Есть на Аллхаллоус. На Даунгейт. У церкви Сент-Мэри-ле-Боу. Работный дом Джонса… У Отца Рождество голова пошла кругом. Он не представлял, с чего начать. А старуха всё не унималась. – Но будем надеяться, что её ни в одном из них нет. – Да. Будем надеяться, – ответил Отец Рождество. Внезапно лицо торговки просветлело, словно на улицу заглянуло солнце. – Мистер, вы вроде сказали, что у неё был чёрный кот. – Да. С белой кисточкой на хвосте. Старуха хлопнула в ладоши. – Погодите-ка… Точно! Помню, видела я девочку с котом. Как раз год тому назад. Просила приютить её, а мне пришлось отказать. До сих пор себя виню. Но я не выношу кошек, да и дом у меня… Там и пикси-то с трудом поместится. – Вот уж сомневаюсь, – пробормотал Отец Рождество. – Вы знаете, куда она пошла? – Она боялась, что её упекут в работный дом. – О нет! – А я сказала ей бежать к собору Святого Павла и найти там старую миссис Добрингс. Она помогла мне, когда я сама была молоденькой. Кстати, меня зовут Бесси. Бесси Смит. Она ждала, что Отец Рождество тоже представится, но ему было не до того. – А напомните-ка… В последнее время у меня проблемы с волшебством, то есть с памятью… В какой стороне собор Святого Павла? Старуха подняла руку и застыла. А вместе с ней застыло и всё вокруг. Даже пар, курившийся над горячими каштанами. – Спасибо, – поблагодарил торговку Отец Рождество, хотя знал, что она его уже не слышит. Он быстро зашагал в том направлении, которое указывал её неподвижный палец, надеясь добраться до собора раньше, чем время вновь тронется с места. Тот самый кот Оказавшись возле собора Святого Павла, Отец Рождество принялся оглядываться в поисках миссис Добрингс. В ночной час там было немало старых леди. На самом деле, там только они и были. А ещё голуби. – Вы – миссис Добрингс? – спросил Отец Рождество у горбатой старухи, которая сидела на скамейке. Старуха озадаченно посмотрела на него. – Нет, я голубь. – Готов поспорить, вы человек. Старуха расхохоталась так, что свалилась со скамейки, и голубь тут же сел ей на голову. К ним подошла другая старуха, с лицом сморщенным, словно грецкий орех. – Не обращайте внимания на Джейни. Она перебрала хересу. Рождество же. – Может, вы миссис Добрингс? – Нет, – ответила старуха. – Миссис Добрингс в тюрьме. Угодила туда вместе со своей бандой воровок. Их поймали на краже рождественского пудинга. Отец Рождество кивнул. Внутри заворочался червячок беспокойства, но он отогнал его прочь. Амелия бы не стала воровать. – Я ищу девочку по имени Амелия. Амелия Визарт. – Не слышала про такую. Соборные колокола вдруг начали звонить. Они спугнули голубя, который сидел на голове у старухи. Птица улетела, а старуха вновь залилась смехом. Отец Рождество пересел на другую скамейку, поближе к реке. Вырванные из времени волны Темзы молча ждали, когда до них долетят застывшие снежинки. Девочка пропала год назад. Она могла быть где угодно. Год назад! Неслучайно тогда же исчезла надежда! И напали тролли! И померкло Северное сияние. Это как-то связано… Отец Рождество закрыл глаза и постарался собраться с мыслями. Но они никак не желали собираться. Он открыл глаза и подумал, как красива река. Вдруг ему на ум пришли слова, сказанные когда-то Отцом Топо. Волшебство повсюду, нужно только знать, где искать. – Волшебство повсюду, – повторил Отец Рождество для самого себя. А там, где есть волшебство, есть и надежда. Он посмотрел на волны, которые снова двигались, будто морщины на старческой коже, и пожелал, чтобы кто-нибудь отвёл его к Амелии. В тот же миг ветер донёс до него новый звук. И этот звук был мяуканьем. Кот! Рядом с ним на скамейке сидел кот. Совершенно чёрный, словно выкроенный из ночи. За исключением белой кисточки на хвосте. – Погоди-ка, – сказал Отец Рождество. Он уже видел этого кота два Рождества назад, когда разносил подарки. – Я тебя знаю! Но время снова помчалось вскачь, и кот от него не отставал. Задрав хвост, он побежал вдоль реки, прочь от собора Святого Павла. И Отец Рождество последовал за ним. Даути-стрит, 48 В конце концов чёрный кот остановился перед аккуратной дверью опрятного дома. На большой улице, куда они пришли, было почти безлюдно. Безмолвие рождественской ночи нарушали лишь усатый господин в припорошённом снегом цилиндре и дама в сверкающем платье до пят, с драпировкой до того пышной, что в ней мог бы спрятаться десяток пикси. Эта часть Лондона разительно отличалась от Хабердэшери-роуд. Здесь царили роскошь и спокойствие, словно спокойствие можно было купить только за деньги. Здания были высокими и просторными и стояли на почтительном расстоянии от дороги. Чтобы подойти к парадной двери, требовалось подняться по ступенькам – словно дом рассорился с тротуаром и более не желал иметь с ним ничего общего. Увидев костюм Отца Рождество, разодетая парочка прыснула со смеху. На праздничном вечере, с которого они возвращались, херес явно лился рекой. – Смотри, он похож на того весёлого старика в красном, который раздавал подарки два года назад, – сказала дама. – Лайонел, не помнишь, как его звали? Рождественский лорд? Мистер Пудинг? Дядюшка Трубс? Отец Толстопуз? Мужчина весело гоготнул. Гогот – это особый вид смеха, принятый среди богачей викторианского Лондона. Всем остальным он кажется обычным смехом, смешанным с лошадиным ржанием. – Ох, Петронелла, ты такая шалунья. Отец Рождество любил, когда люди смеялись. Даже если они смеялись над ним. – Счастливого Рождества! – добродушно пожелал он прохожим. Те радостно пожелали ему того же в ответ. Но тут время вновь начало замедляться, и их поздравление прозвучало скорее как «Счаааастлиииивоооогооо Роооожжжжждеееествааааа». Тем временем кот, остановившийся перед опрятной чёрной дверью с рождественским венком, протяжно замяукал, чтобы его впустили. Отец Рождество обратил внимание на табличку с адресом: Даути-стрит, 48. Дом был трёхэтажным. На втором этаже светилось окно: за ним темнел силуэт мужчины, склонившегося над письменным столом. Мужчина заметил Отца Рождество и кота и медленно-медленно встал из-за стола. Зависший в воздухе снег вдруг начал падать с нормальной скоростью, и хозяин открыл дверь куда быстрее, чем ожидалось. – Входи, Капитан Сажа, – сказал он коту, и тот мигом исчез внутри. Для человека мужчина был не слишком высоким, но всё равно в два раза выше любого эльфа. Он носил чёрную бородку и был одет в фиолетовый жилет и полосатые штаны. В руке он держал перо. На фоне мрачного города мужчина выделялся, как цветок, распустившийся посреди грязной лужи. Он строго посмотрел на Отца Рождество, и Капитан Сажа принялся тереться о его ногу. – Есть ли более драгоценный дар, чем любовь кота, – сказал мужчина в жилете человеку в красном костюме. Он произнёс эти слова очень внушительно, выразительно двигая руками, будто каждое имело огромное значение, а сам он стоял на сцене. Отец Рождество улыбнулся и кивнул. Ему понравился этот мужчина и его жилет. – Любовь оленя – тоже хороший подарок, – заметил он. – Боюсь, я мало знаю об оленях, так что поверю вам на слово. Счастливого Рождества. Мужчина собрался затворить дверь, и Отец Рождество поспешил перейти к делу. – Я ищу девочку по имени Амелия Визарт. Этот кот когда-то принадлежал ей. Мужчина снова распахнул дверь. В его глазах зажёгся интерес. – А кто её ищет в час ночи на Рождество? – Просто друг семьи. – И друг оленей? – Я стараюсь дружить со всеми. – И как вас зовут? Меня – Чарльз Диккенс. – О да, – кивнул Отец Рождество. – Я вас знаю. – Разумеется, знаете. – Я дарил ваши книги. – Отец Рождество понял, что этот человек может ему помочь. Но для этого нужно, чтобы он ему поверил – а путь к доверию вымощен правдой. Потому он поднялся на крыльцо и сказал тихо, чтобы никто больше не услышал: – Я Отец Рождество. Чарльз Диккенс нервно хохотнул. – Я пишу сказки, но это не значит, что я в них верю. Отец Рождество попытался припомнить, какие дети жили на этой улице. Получилось не сразу, но он точно знал, что где-то в мозгу это записано. – М-м-м… Чарли понравились шоколадные монеты? А Кейт рисует карандашами, которые я ей принёс? А малыш Уолтер играет в солдатиков? – Откуда вам всё это известно? – изумлённо вытаращился на него мистер Диккенс. – Потому что я говорю правду. Неловко беспокоить вас рождественской ночью, но у меня дело чрезвычайной важности. Понимаете, в воздухе не хватает волшебства, чтобы остановить время. И с каждой минутой тает вероятность, что я успею до утра разнести подарки всем детям. А ещё без волшебства мои сани летают с большим трудом. Олени всё-таки не птицы. Когда волшебства недостаточно, они падают вниз. Это нужно исправить, а значит, нам необходима надежда. Такое уже случалось прежде, и тогда меня выручила девочка, Амелия. Её вера в чудо помогла мне взлететь над Эльфхельмом. Это город, где живут эльфы. Чарльз Диккенс помотал головой и рассмеялся. – Эльфы? Простите, но вы, кажется, не в себе. Знаю, на дворе Рождество, но с глинтвейном все-таки надо быть поаккуратнее. Отец Рождество не отступал. – Понимаете, два года назад у меня едва получилось. Волшебства едва хватало. Как и надежды. Поэтому я начал с ребёнка, который надеялся сильнее всех. И сильнее всех верил в волшебство. Амелия стала для меня и оленей путеводной звездой. Рождество случилось только благодаря ей. Я никогда не встречал ребёнка, который бы так верил в чудо. Её надежды хватило на весь мир. А теперь она исчезла. Чарльз Диккенс протёр глаза платком. – Это очень грустная история, но я всё равно вам не верю. Остановить вре… Остановить время. Вот что он собирался сказать. Но не успел. Потому что время снова остановилось. Отец Рождество понял, что ему выпал шанс убедить Чарльза Диккенса. Он быстро вытащил из кармана красный колпак с белой опушкой и водрузил его на голову писателю. Потом отошёл на середину улицы и стал ждать, когда время опять тронется с места. И оно тронулось. Увидев, где стоит Отец Рождество, Чарльз Диккенс громко ахнул. – Боже! Во имя всего святого, как вы это сделали? Отец Рождество указал на колпак, который мистер Диккенс ещё не заметил. – Милая шляпка, – улыбнулся он. Чарльз Диккенс от удивления выронил перо. Он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Потом его наконец осенило. – Чтоб меня! Это же волшебство. А вы и в самом деле Отец Рождество. Поразительно. Воистину, поразительно. – Он протянул руку. – Невероятно приятно встретить кого-то столь же известного, как я. – Только, пожалуйста, не рассказывайте никому, – шёпотом попросил Отец Рождество, пожимая писателю руку. – Разумеется. Заходите, заходите. Следующие десять минут Отец Рождество провёл в гостиной Чарльза Диккенса. Там было довольно темно – горела лишь одна свеча, – но уютно. Писатель угостил его глинтвейном, который ещё не успел остыть. Отец Рождество узнал, что Амелию отправили в Работный дом мистера Мора. – Худший в Лондоне, – с горечью закончил Чарльз Диккенс. – Я должен её спасти. – Что? Прямо сейчас? – Да, – твёрдо сказал Отец Рождество. – Пока ещё есть возможность спасти Рождество. Если мы пропустим второе кряду, надежды не останется. Он вдруг сообразил, что за последние десять минут время ни разу не остановилось. – Мне пора. Дети начнут просыпаться уже через пять часов. – Подождите, – остановил его Чарльз Диккенс. – Вам понадобится план. И маскировка. Раз волшебство не работает, вы не сможете проскользнуть по дымоходу и забрать Амелию из работного дома. И потом, что вы собираетесь с ней делать? Куда пойдёте? Вдруг её там больше нет? Вопросы писателя надоедливыми мотыльками закружились вокруг головы Отца Рождество. – Боюсь, вы задумали невозможное, – сказал Чарльз Диккенс. – Нет ничего невозможного, – ответил Отец Рождество, и Капитан Сажа запрыгнул к нему на колени. Чарльз Диккенс рассмеялся. – Разумеется, есть. Очень многое невозможно. Например, написать рассказ, если у вас нет идей. – Смех оборвался тоскливым вздохом. – Это безнадёжно. Отец Рождество поморщился. – Безнадёжно и невозможно. Худшие слова на свете. – Я уже пять недель не встаю из-за стола, пытаясь придумать сюжет, но в голове пусто. Боюсь, у меня наступил писательский кризис. Людям понравилась моя прошлая книга, и теперь я переживаю, что больше не смогу создать ничего подобного. Мысли туманны, как Темза по весне. Понятия не имею, о чём писать! Отец Рождество широко улыбнулся. – О Рождестве! Напишите о Рождестве. – Но на книгу уйдёт несколько месяцев. Разве можно писать о Рождестве, скажем, в марте? – Рождество – это не число на календаре, мистер Диккенс. Это состояние души. Отец Рождество увидел, как в глазах у писателя вспыхнул огонёк. – Рождественская история? – задумчиво проговорил он. – А это неплохая идея. – Видите? Нет ничего невозможного. Чарльз Диккенс пригубил глинтвейн. – Мне пришла в голову одна мысль. Вы можете притвориться ночным инспектором. Работные дома, чтобы вы знали, проверяют, и обычно их не предупреждают о проверке. Тем более ночью. Тем более в Рождество. Но вам придётся переодеться… Пожалуй, подберём что-нибудь из моей одежды. В итоге Отец Рождество натянул самую широкую пару чёрных брюк, которая только нашлась в гардеробе Чарльза Диккенса. Но и они оказались ему так узки, что, когда он попытался застегнуть верхнюю пуговицу, она отлетела прямо писателю в глаз. Капитан Сажа рассмеялся, но поскольку это был кошачий смех, никто не догадался. – Я дам вам пояс и самое большое пальто, что у меня есть, – сказал Чарльз Диккенс, потирая глаз. – И вы будете похожи на нормального человека. В известной степени. – Спасибо вам, мистер Диккенс, – от души поблагодарил его Отец Рождество. – Я побегу. Мне ещё нужно найти Амелию и доставить 227 892 951 подарок. – Впечатляющие цифры, – уважительно ответил Чарльз Диккенс. – Почти как продажи моих книг. Удачи, Отец Рождество! Надеюсь, вы найдёте Амелию. Если найдёте, пожалуйста, передайте ей это. И Чарльз Диккенс вручил ему подписанный экземпляр «Оливера Твиста». – Заходите в гости в следующем году, когда закончите со своими делами! – Непременно. Отец Рождество уже направился к двери, когда его взгляд упал на чёрного кота с белой кисточкой на хвосте. Тот сидел у ног Чарльза Диккенса и внимательно смотрел на ночного гостя. Отец Рождество понял, что у него остался ещё один, очень важный вопрос. Ночной инспектор Отец Рождество постучал в неприветливую дверь Работного дома мистера Мора. Она была такой большой, что вполне подошла бы за́мку. После продолжительного ожидания дверь всё-таки открыли, но лишь на пару сантиметров. Отец Рождество разглядел в щёлку привратника мистера Хромуля. Ростом тот был чуть выше эльфа и сильно сутулился, но руки у него были крепкие и сильные. Мистер Хромуль смотрел на Отца Рождество снизу вверх и не спешил заговорить. – Чего надо? – наконец спросил он. Снова повисло молчание. Отец Рождество ждал, что он спросит ещё что-нибудь, но мистер Хромуль был не из разговорчивых. – Меня зовут мистер… – Отец Рождество вдруг понял, что забыл придумать себе нормальное человеческое имя. – Мистер Чудовс. Я инспектор. Мистер Хромуль уставился на гигантский живот Отца Рождество и чёрные брюки, которые держались из последних сил. – Инспектор? Что-то не похож ты на полицейского. – Да? – почесал бороду Отец Рождество. – А на кого я похож? Мистер Хромуль задумался. – На огромный пудинг с человеческим лицом. – Что ж, я определённо не пудинг. И не полицейский инспектор. Я инспектор работных домов. И пришёл, чтобы провести инспекцию вашего работного дома. – Мистер Мор не предупреждал ни о какой инспекции. – Потому что это внезапная инспекция. – Мне очень жаль, мистер Дудовс… – Чудовс. – Но я вас не впущу. – И поступите крайне опрометчиво, – сказал Отец Рождество. – Когда мистеру Мору придётся закрыть работный дом из-за того, что я не смог провести инспекцию, неужели вы хотите, чтобы он обвинил в этом вас? Мистер Хромуль побледнел. – Ладно. Заходите, мистер Пудовс. Вам повезло, что мистер Мор здесь. Отец Рождество побледнел ещё сильнее, чем мистер Хромуль. – Что? Мистер Мор здесь? Ночью? В Рождество? – Именно, – довольно кивнул мистер Хромуль. – Видите ли, два года назад один злодей пробрался в работный дом и попытался сбить детей с пути истинного при помощи игрушек и сладостей. Теперь мистер Мор караулит, чтобы он не вернулся. Отец Рождество громко сглотнул. – Да. Хорошая идея. Игрушки и сладости. Каков злодей, а? Прежде чем приступить к «инспекции» работного дома, Отцу Рождество пришлось встретиться с мистером Мором. Тот стоял перед ним, постукивая длинными тонкими пальцами по набалдашнику трости. Обычно Отцу Рождество нравились люди, но он сразу почувствовал, что мистер Мор – случай особый. – Так-так, – сказал мистер Мор и замолчал. Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как его дыхание. – Значит, вы мистер Чудовс, инспектор. И работаете на… Отец Рождество задумался. На руке мистера Мора он заметил следы от зубов. Судя по размеру розового шрама, укусил его ребёнок. – На Британское правительство, – нашёлся он. – И… И на королеву. Губы мистера Мора растянулись в холодной улыбке. – Очень сомневаюсь. Видите ли, я управляю этим работным домом вот уже десять лет. Иными словами, с дня основания работных домов. И я с уверенностью заявляю, что вы не инспектор. Инспекторы не носят штаны, которые им явно малы, и не пахнут глинтвейном. Вы не инспектор, вы самозванец. И я уже послал мистера Хромуля в полицейский участок за моим другом констеблем Нюхлзом. В самое ближайшее время констебль явится сюда и арестует вас за то, что вы выдаёте себя за другого. Отец Рождество не нервничал так с тех пор, как был маленьким мальчиком. Вот уже много лет его оберегало волшебство. Но сейчас оно не работало, и в мире людей он был совершенно беззащитен. – Я не выдаю себя за другого! Мистер Мор подошёл к нему вплотную. Лицо его было сухим и серым, нос – сломанным и погнутым, а губы – почти чёрными. Изо рта у него несло, как из сточной канавы. – Вы не инспектор работных домов, и я более чем уверен, что мистер Чудовс – не ваше настоящее имя. Понимаете ли, по долгу службы мне приходится каждый день общаться со всевозможным лондонским отрепьем. И я научился чуять ложь. Отец Рождество задумался, как мистер Мор вообще мог что-то почуять, когда у него так воняло изо рта. Но вслух ничего не сказал – только посмотрел на управляющего. Тот выразительно сморщил нос. – Никаких сомнений, в этой комнате смердит ложью. Вы совершаете серьёзное преступление, притворяясь, что работаете на королеву. Очень серьёзное. За такие полагается смертная казнь. Отец Рождество почувствовал, что по спине проскакал табун мурашек. – И если у вас при себе нет письма от её величества королевы Виктории, – продолжил мистер Мор, – то боюсь, вы в большой беде! Письмо от королевы Виктории? Ну конечно! Как раз оно-то и лежало у Отца Рождество в кармане. Он быстро вытащил письмо и вручил его мистеру Мору. Тот уставился на подпись и королевскую печать. Он смотрел, и смотрел, и смотрел на письмо, пока наконец не выдавил из себя улыбку и не склонил голову набок, отчего живо напомнил птицу. – Мистер Чудовс! – воскликнул он, протягивая костлявую руку Отцу Рождество. – Для меня честь познакомиться с вами. Прошу прощения за это маленькое недоразумение. Когда бы вы хотели начать инспекцию? – Прямо сейчас, – сказал Отец Рождество. Глаза мистера Мора расширились. – Прямо… сейчас? – Да. Перед мысленным взором мистера Мора все ещё стояло письмо с королевской печатью. Поэтому он кивнул и сказал: – Что ж, тогда приступим. Неприятное место В работном доме даже днём было неуютно и сумрачно, а по ночам он и вовсе превращался в царство теней. Кое-где горели масляные лампы, но их тусклого света не хватало для того, чтобы разогнать темноту. – Уверен, вы знаете, что работный дом – это не гостиница, – сказал мистер Мор Отцу Рождество, пока они шагали по пустым коридорам. – Ему полагается быть неуютным. – Зачем специально делать дом неуютным? – Жизнь сурова, мистер Чудовс. Только идиот станет обманывать людей, убеждая их в обратном. Сверху донёсся какой-то шум. Отец Рождество прислушался: кажется, там кто-то ходил. – Что это? – спросил он. Мистер Мор сухо улыбнулся. – Два года назад, тоже посреди ночи, к нам заявился ещё один незваный гость. Не знаю, как Отцу Рождество удалось проникнуть в дом, но на следующее утро нам пришлось потрудиться, чтобы изъять все подарки, которые он оставил. Я твёрдо решил, что в моём заведении это не повторится. Так что сегодня ночью работают не только кухарки и те, кого наказали дополнительными сменами. Я специально нанял людей, чтобы они проследили за порядком. Отец Рождество побагровел от злости и прикусил язык, чтобы ненароком себя не выдать. Повернувшись к мистеру Мору, он спросил: – Могу я осмотреть остальной дом? – Разумеется. И Мистер Мор продолжил идти по коридору, ни на шаг не отставая от Отца Рождество. – В одиночестве, если вы не возражаете, – уточнил тот. Мистер Мор очень даже возражал. Нижняя губа у него задрожала, как умирающий червяк. Но потом он вспомнил про письмо с королевской печатью. – Конечно-конечно. Осматривайте всё, что посчитаете нужным. Отец Рождество пошёл дальше, теперь уже без сопровождения. Он помнил эти коридоры и спальни по своему прошлому – как оказалось, бессмысленному – визиту. По дороге ему встретилась измождённая старушка. Несмотря на поздний час, она ревностно натирала пол шваброй. – Что вы делаете? Караулите Отца Рождество? – спросил он. – Нет, сэр, я мою пол. Он должен быть таким чистым, чтобы мистер Мор мог разглядеть в нём своё отражение. С тех пор как я совершила ужасный проступок, мне приходится работать по ночам. – И что же за проступок вы совершили? – Зевнула, когда мистер Мор говорил. Затем Отец Рождество прошёл мимо мальчика, который висел вниз головой, привязанный шнурками к трубе под потолком. – А ты что натворил? – спросил он. – У меня шнурок развязался. В наказание я должен висеть так до утра. В большом зале Отцу Рождество встретились три мальчика постарше, здоровых и широкоплечих. Один держал в руке кирпич, второй – острый нож, а третий – раскалённую докрасна кочергу. Они стояли вокруг камина, в котором ревел огонь. – Стой, кто идёт? – спросили мальчики, когда Отец Рождество подошёл поближе. – Меня зовут мистер Чудовс, я ночной инспектор. У меня есть письмо королевы, – он показал им письмо. – Так что прошу вас объяснить, что вы здесь делаете. – Мистер Мор приказал нам стоять здесь всю ночь, – ответил мальчик с кочергой. – Пусть Отец Рождество только сунется, мы ему устроим жаркую встречу! Отец Рождество опасливо покосился на горячую кочергу. – Что ж, если я его увижу, дам вам знать, – сказал он. Отец Рождество догадывался, что, скорее всего, найдёт Амелию в одной из спален. Он помнил, где они располагались, ведь он раскладывал там подарки два года назад. Подарки, которые отняли у детей ещё до завтрака, не дав им хоть немножко порадоваться. Отец Рождество добрался до столовой. В холодном зале гуляли сквозняки и пахло горелой овсянкой. За высокими хмурыми окнами проплывали тёмные облака. В соседней комнате раздался лязг, и Отец Рождество на цыпочках пошёл проверить, кто там. Заглянув в кухню, он первым делом увидел большие котлы с серым варевом. Возле них суетилась судомойка в мешковатой коричневой одежде. Отец Рождество медленно открыл дверь и переступил через порог. – Здравствуйте, – сказал он. Судомойка резко повернулась и ахнула. Затем быстро схватила с ближайшего стола половник и швырнула его в Отца Рождество. К счастью, он успел увернуться, – но судомойка проявила настойчивость и метнула второй. Этот угодил Отцу Рождество точно в лоб. Кухня вдруг начала вращаться, а потом всё потемнело. Открыв глаза, Отец Рождество понял, что лежит на холодном кухонном полу. С потолка над ним свешивался большой окорок. Что-то волшебное Следующим, что увидел Отец Рождество, был очередной половник в руке склонившейся над ним судомойки. Щеки у неё были румяные и круглые, как яблоки, и делались только круглее от того, что волосы она собирала в тугой пучок на макушке. В глазах судомойки мерцали искорки. Отец Топо как-то сказал Отцу Рождество, что доброго человека всегда можно узнать по искоркам в глазах. Хотя у этой женщины искорки были довольно сердитые. – Ты кто такой? – спросила она. – И зачем шастаешь тут посреди ночи в штанах, которые на тебе еле сходятся? Что-то в словах судомойки, точнее, в том, как они были произнесены, расположило к ней Отца Рождество. Он понял, что от этой женщины правду скрывать не нужно. Конечно, она только что сбила его с ног половником, но у неё было лицо человека, которому можно доверять. И потому он честно ответил: – Я Отец Рождество. – А я тогда Крёстная фея, – рассмеялась судомойка. Отец Рождество широко улыбнулся. – О! Здравствуй, Крёстная фея. Судомойка рассмеялась ещё громче. Было приятно слышать чей-то смех в подобном месте. – Ты что, в самом деле поверил, будто я Крёстная фея? – Но ты же сама так сказала. – Ну так вот, я не она. Теперь рассмеялся Отец Рождество. Он уже и забыл, что люди бывают довольно забавными. – А я действительно Отец Рождество. Только никому не говори. Женщина пришла в замешательство. – Тогда зачем ты мне об этом сказал? – Не знаю. Но это чистая правда. – И зачем Отцу Рождество подглядывать за судомойками, когда он должен разносить подарки? – Это долгая история, – вздохнул Отец Рождество. Судомойка внимательно на него посмотрела. Она в жизни не видела человека, которому бы ей так хотелось поверить. Но всё-таки… Отец Рождество? По слухам, он облетел весь мир за одну ночь. Разве толстяк с белой бородой на такое способен? – Сделай что-нибудь волшебное, – попросила она. – Угадай, как меня зовут. Отец Рождество задумался и потёр шишку на лбу. – Понимаешь, уровень волшебства сейчас критически низкий. Вот почему я здесь. – Это всё отговорки. Назови моё имя. – Дженни? – Нет. – Лиззи? – Нет. – Роуз? – Не-а. – Хэтти? Мейбл? Виола? Седрик? – Нет, нет, нет. А Седрик – вообще мужское имя. – Ах да, точно. Прости, увлёкся. Судомойка нахмурилась. – Что-то мне не верится, что ты Отец Рождество. Даже в куске угля больше волшебства. А теперь, если позволите, сэр, мне надо работать. Мистеру Мору не понравится, что я стою здесь и чешу языком. Особенно раз ты называешь себя Отцом Рождество. Он нам обоим кишки на подтяжки пустит. – Мистер Мор думает, что меня зовут мистер Чудовс и я прибыл с ночной проверкой по поручению самой королевы Виктории. Но я сказал тебе правду. Я ищу девочку. Без неё не получится спасти Рождество… Понимаешь, всё дело в надежде. Мне нужна девочка, которая два года назад надеялась сильнее всех. И он посмотрел в лицо судомойки. Сердитые искорки в её глазах потихоньку сменялись добрыми. Возможно, Отец Рождество слишком много времени провёл вдали от людей, но он вдруг почувствовал, что немного влюбился в эти глаза. Во всяком случае, в груди у него потеплело. Это было странное чувство, странное и волшебное. А он давненько не испытывал ничего волшебного. Этого волшебства хватило на то, чтобы имя, которого он в жизни не слышал, внезапно всплыло у него в голове. – Мэри Этель Винтерс! Судомойка ахнула. – Я никогда никому не говорила своё второе имя. – День рождения – 18 марта 1783 года. И ты всегда добавляешь сахар в кашу, чтобы она стала более съедобной. Женщина не верила своим ушам. – Поразительно. – В детстве твоей любимой игрушкой был кукольный сервиз. А куклу звали Мейзи, в честь бабушки. Теперь судомойка побледнела. – Откуда ты всё это знаешь? – О, это простое чудовство. – Чудов… что? – Особое волшебство, Мэри. Основанное на надежде. – Ты странный человек, – медленно проговорила она. – Я вижу это по твоим штанам. Отец Рождество посмотрел на окорок, который болтался под потолком. – Я думал, здесь едят одну жидкую овсянку. – Это окорок для мистера Мора. Для него, мистера Хромуля и его друга-констебля. Остальным даже смотреть нельзя. – Всё в порядке, мистер Чудовс? – донёсся от двери голос мистера Мора. – Да-да. Я просто заглянул на кухню, чтобы задать пару вопросов судомойке. – Лёжа на полу? – В голосе мистера Мора явственно слышалось подозрение. По лицу Мэри было видно, как она боится, что Отец Рождество скажет правду. – Я поскользнулся, – ответил тот. – Пол такой чистый, что у меня ноги разъехались. Мистер Мор обежал взглядом кухню и остановился на мешке с сахаром, который стоял за плитой. – Миссис Винтерс, я надеюсь, вы не добавляли сахар в овсянку. Кажется, мы с вами это уже обсуждали. Мэри нервно переступила с ноги на ногу. Как и прочие обитатели работного дома, она до смерти боялась мистера Мора. – Я как раз говорил миссис Винтерс, что сахар в овсянке свидетельствует о её преданности своему делу, – вмешался Отец Рождество. – И я собираюсь дать вашей кухне высшие оценки. Мэри улыбнулась Отцу Рождество одними глазами, а ведь все знают, что это лучшая из улыбок. И в груди у Отца Рождество снова потеплело. Девочка в подвале Отец Рождество поднялся с пола. – А теперь, если вы не против, мистер Мор, я бы хотел задать судомойке ещё несколько вопросов по поводу… – Он огляделся и увидел на полке брусок масла. – По поводу масла. – Масла? – Да. Масло нужно хранить определённым образом. – Я буду ждать вас снаружи, – с плохо скрываемым раздражением ответил мистер Мор. – Могу я осведомиться, как долго продлится ваша инспекция? – Не переживайте, до утра я закончу. Когда мистер Мор покинул кухню, Отец Рождество с удивлением услышал шёпот Мэри: – Какой ребёнок тебе нужен? Теперь он видел, что Мэри ему поверила. Его сердце наполнилось счастьем. – Девочка, которая написала мне письмо. Её зовут Амелия Визарт. Ей десять лет, и я думаю, что она в Работном доме мистера Мора. Мэри неожиданно всхлипнула. – Ох, у меня душа болит, когда я думаю об этой девочке. Как же ей тяжело живётся… – Я должен её найти. Очень многое на кону. Её будущее. Моё будущее. Будущее Рождества… В какой она спальне? – Ни в какой. – Что? – Она не в спальне. Амелия пыталась сбежать. Он поймал её и приказал запереть в карцере. – Это ещё что такое? – Комната в подвале. Амелию держат впроголодь и заставляют всё время драить пол. Драить, драить, драить. Словно она какая-нибудь Золушка. Я бы принесла ей еды, но это очень опасно. Как и наш с тобой разговор. – Я помогу ей сбежать. Но мне может понадобиться твоя помощь. Мэри кивнула и обвела взглядом кухню. – Я попробую устроить тут ловушку. Если ты приведёшь… Она оборвала себя на полуслове, поскольку на пороге снова возник мистер Мор. – Мистер Чудовс, полагаю, вы достаточно осмотрели кухню. Может, пройдём во внутренний двор? Или желаете проверить спальни? – Нет, мистер Мор, – медленно ответил Отец Рождество. – Я хочу спуститься вниз. – Вниз? – Чтобы проверить подвал. И карцер, если позволите. – Боюсь, это невозможно. – О, – сказал Отец Рождество. – Вряд ли это понравится королеве. Даже не так. Это определённо ей не понравится. Она может закрыть ваш работный дом за сопротивление инспектору. При упоминании её величества мистер Мор побелел. – Значит, подвал, – сказал он. – Хорошо. Следуйте за мной. Они прошли по коридору и начали спускаться по каменной лестнице. Отец Рождество спросил, сидит ли сейчас кто-нибудь в карцере. – Да, одна девочка. Она попала в работный дом год назад. Дикое создание, ужасно невоспитанная. Ведёт себя отвратительно. Постоянно выпрашивает книги. Жалуется, что вода в ванной холодная. Плохо работает. Ноет, что хочет поиграть с животными. Скучает по матери. Но мы её исправим. – Исправите? – переспросил Отец Рождество, с трудом пряча охвативший его ужас. Мистер Мор повёл Отца Рождество по глухому коридору. В конце его обнаружилась железная дверь с квадратным окошком, забранным решёткой. Настоящая тюремная камера. Мистер Мор вставил ключ в замок. Несчастливое Рождество Амелия тёрла пол вот уже три часа. Мистер Мор хотел, чтобы к утру он блестел, как зеркало. Мистер Мор был одержим чистотой полов, хотя куда больше он был одержим тем, чтобы сделать Амелию несчастной. Она посмотрела на свои руки: кожу на костяшках пальцев разъело мылом. Амелия понимала, что плакать бесполезно. Ей оставалось лишь отказаться от чувств. Какой смысл чувствовать что-либо, если чувствуешь только плохое? – Счастливого Рождества, – прошептала она. Какая злая шутка! В Рождестве не было ничего счастливого. Если подумать, это Рождество, а вместе с ним и предыдущее, стали самыми ужасными днями в её жизни. Впрочем, сегодня она не будет чувствовать себя несчастной. Потому что твёрдо решила не чувствовать вообще ничего. – Я ничего не чувствую, – сказала Амелия самой себе. В следующий миг, к ужасу девочки, по её щеке скользнула слезинка – и плюхнулась прямо в ведро с мыльной водой. Она торопливо вытерла глаза тыльной стороной ладони и постаралась отогнать воспоминание о волшебном рождественском утре, случившемся два года назад. Тогда она проснулась и увидела на кровати чулок с подарками. Воспоминания о счастье, которое нельзя вернуть, ранят сильнее всего. В тот миг Амелия ненавидела Отца Рождество ничуть не меньше, чем мистера Мора. Отец Рождество показал ей, что волшебство реально. Но какой от него прок, если оно не может дать тебе того, о чём ты мечтаешь? Вдруг она услышала, как в замке поворачивается ключ. А следом – знакомый голос. – Амелия, встань, – приказал мистер Мор. Усталая, ослабевшая, Амелия безропотно подчинилась. – Повернись. Она повернулась и увидела, что мистер Мор пришёл не один. Рядом с ним стоял мужчина в тесных штанах и пальто, над воротником которого белым облаком торчала борода. Этот человек улыбнулся ей. Его тёплая, добрая улыбка разительно отличалась от той, что иногда искривляла губы мистера Мора. Но Амелия не смогла улыбнуться в ответ. Кажется, она забыла, как улыбаться. – Привет, – мягко сказал человек с бородой. Амелия ничего ему не ответила. Мистер Мор тут же рявкнул: – Немедленно поздоровайся, невоспитанная девчонка! Незнакомец поморщился, как от боли. От взгляда, которым одарила мистера Мора Амелия, могла бы замёрзнуть вода. Но мистер Мор не был водой. Вполне возможно, что по его венам не текла даже кровь. Он весь состоял из кожи, костей и злобы, так что ему не было дела до каких-то взглядов. – Ничего страшного, – сказал мужчина в тесных штанах. – Увы, мистер Чудовс, не могу с вами согласиться. – Здравствуйте, – вдруг сказала Амелия. Её покоробило от звука собственного голоса. Он был слабым и дрожащим, и произнесённое слово растаяло, едва сорвавшись с губ. Человек с бородой посмотрел на Амелию с неподдельной грустью. Ей понравился и он сам, и его нелепые штаны, но могла ли она ему доверять? Зачем он пришёл сюда с мистером Мором посреди ночи? Ведь это была не какая-то обычная ночь, а канун Рождества. – СЭР! – заорал мистер Мор. – ЗДРАВСТВУЙТЕ, СЭР! – Пожалуйста, – не выдержал Отец Рождество, – не разговаривайте с ней так. Она ещё ребёнок. Мистер Мор сощурился и пристально посмотрел на бородача. Амелии было знакомо выражение его лица. Подозрение – вот что читалось в его глазах. – Мистер Чудовс, могу я узнать ваше имя? Отец Рождество заколебался. Ему ничего не оставалось, кроме как назвать своё настоящее имя. – Николас, – ответил он. – Николас Чудовс. Как интересно. Меня зовут Иеремия, Иеремия Мор. Раз уж мы теперь так близко знакомы, буду с вами откровенен. Этой девочке необходимы манеры и дисциплина… – А ещё счастье, смех и весёлые игры. Три ингредиента жизни. – Странно слышать такое от инспектора работных домов. – Просто у меня есть сердце, – сказал Отец Рождество и сурово посмотрел на мистера Мора. Амелия же не могла оторвать от него взгляда. Её живот сводило от голода, а руки горели от мыла, но мозг очнулся и начал работать. Тик, тик, тик. Николас. Имя звучало знакомо. Амелия напряглась и поняла, что в жизни не встречала человека по имени Николас. И всё же она откуда-то знала этого бородача. Вот только откуда? – Мистер Мор, почему девочка здесь, а не в спальне? – напрямую спросил Отец Рождество. – Потому что она пыталась вылезти через окно, – сказал мистер Мор. – Честно говоря, я не удивлён. – Она хотела сбежать. Вот почему мы заперли её здесь и перестали кормить. Она живёт на воде и хлебных крошках. Амелия увидела, что ночной гость – этот Николас Чудовс – наливается краской от злости. – То есть вы решили, что после всего этого она захочет остаться? – сказал он, роняя слова, как кусочки льда. – Мне нет дела до того, что она хочет, – резко ответил мистер Мор. – Кого вообще волнует, чего хотят дети? Важно то, чего они заслуживают. Поверьте, я хорошо знаю, что представляет собой эта девочка. Мать избаловала её. Она не уделяла должного внимания воспитанию дочери. Ей жилось слишком легко. Девчонка была презренным трубочистом и вела себя хуже, чем чистила трубы. Полагаю, если всё время копаться в саже, она неизбежно загрязняет душу. Слова мистера Мора по-настоящему разозлили Амелию. Гнев всколыхнулся у неё внутри, как вспугнутая щёткой зола в печной трубе. Когда это ей жилось легко? По словам мистера Мора выходило, что до работного дома Амелия была юной королевой Викторией. И как он смел говорить гадости про её маму, когда та давно лежала в могиле? Тут мистер Чудовс посмотрел Амелии в глаза и сказал нечто очень странное: – Не знаю, мистер Мор. Я уверен, что можно целиком изваляться в саже, но остаться капитаном. Да. Теперь Амелия уже не сомневалась. Николас Чудовс подавал ей знак. Он подчеркнул голосом два слова: «сажа» и «капитан». Он прямым текстом намекал ей, что знает про Капитана Сажу. А потом случилось кое-что ещё более странное. Мистер Чудовс переместился. Не прошёлся по комнате, не пошевелился, а именно переместился так, что никто не заметил, как он это сделал. Только что он стоял рядом с мистером Мором, а потом вдруг очутился в шаге от него. За это время случилось и кое-что ещё. Амелии показалось, будто он наклонился к её уху и шепнул: «Я не мистер Чудовс, а Отец Рождество, и я здесь, чтобы спасти тебя». Ещё ей показалось, будто после этого он громко позвал своего оленя Блитцена. Но как всё это могло случиться за одну секунду? – Мистер Чудовс, вы и в самом деле очень странный человек, – с холодным удивлением заметил мистер Мор. – Точно, – поддакнула Амелия. Она судорожно соображала, как дать Отцу Рождество знак, что она всё понимает. – Прям как капитан. Амелия посмотрела на него и попыталась одними глазами сказать: «Ты должен вытащить меня отсюда! Это ужасное место, я здесь больше и дня не продержусь». К счастью, Отец Рождество прекрасно понимал язык глаз. – Что ж, мистер Чудовс, полагаю, теперь вы видели достаточно, – решительно сказал мистер Мор. – Давайте подумаем, что бы вам ещё проверить? Желудок Амелии скрутило от отчаяния. Неужели она останется в подвале? В этот миг девочка поняла, что чувство, которое, как она думала, давно умерло, до сих пор живёт в её душе. Надежда. Надежда на спасение. Надежда на лучшую жизнь. Надежда на то, что они с Капитаном Сажей снова будут вместе. Надежда обрести счастье. Отец Рождество, кажется, тоже это понял – потому что подмигнул Амелии. Едва заметно, так, чтобы мистер Мор ничего не увидел. Но совершенно точно подмигнул. Словно сказал: «Время пришло». Шнурки мистера Мора Отец Рождество ткнул пальцем в ботинки мистера Мора: – Смотрите-ка, у вас шнурки развязались. Мистер Мор опустил глаза и нахмурился. – Это невозможно. Я всегда завязываю их на два узла. Они никогда не развязываются. И всё же вы правы… Амелия, завяжи мне шнурки! Амелия заколебалась, но всего на секунду. Затем она наклонилась и сделала то, о чём её попросили. Пока Отец Рождество раздумывал, как им быть дальше, Амелия быстро выпрямилась и толкнула мистера Мора изо всех оставшихся сил, изо всех оставшихся чувств. И когда он повалился на пол, пулей выскочила из комнаты. – ХВАТАЙТЕ ЕЁ!!! – завопил мистер Мор. Потом набрал полную грудь воздуха и завопил снова, добавив восклицательных знаков: – ХВАТАЙТЕ ДЕВЧОНКУ!!!!!! Но Амелия уже добежала до конца коридора и мчалась вверх по лестнице. Мистер Мор кинулся было за ней, но шнурки на его ботинках оказались крепко связанными вместе. Поэтому он упал лицом вниз, а связка ключей вылетела у него из рук и приземлилась точно у ног Отца Рождество. – Я же говорил вам, что она дикая! – не унимался мистер Мор. – Хватайте её! – Вы тут полежите, мистер Мор, а я её догоню, – успокоил его Отец Рождество. После чего наклонился и поднял ключи. – Что вы делаете? – взвизгнул хозяин работного дома. Но было поздно. Отец Рождество уже закрывал дверь и вставлял ключ в замочную скважину. – Мистер Чудовс, я требую, чтобы вы немедленно открыли дверь! Слышите, мистер Чудовс?! – кричал мистер Мор, просунув нос между прутьев решётки. – На самом деле, я не мистер Чудовс. Меня зовут Отец Рождество. Приятно познакомиться. Услышав это, мистер Мор позеленел от злости и заорал: – А-а-а-а-а! Хромуль! Мистер Хромуль! Я заперт в подвале! Вытащите меня отсюда!!! Ребёнок на свободе Амелия бежала. Вверх по лестнице. И дальше по коридорам. Она знала, что мистер Мор выставил караульных, поэтому на бегу не забывала озираться по сторонам. Она надеялась, что Отец Рождество на её стороне, но прежде он уже подводил её. Вокруг мелькали двери спален; силы таяли, но Амелия не могла позволить себе даже краткую передышку. И вот в столовой, когда она пробегала мимо кухни… – Попалась! Маленькая дикарка! – Миссис Резче схватила её за руку. – Улизнула из карцера, да? Мистер Мор! Тут ребёнок на свободе. Мистер Мор! Амелия попыталась вырваться, но миссис Резче держала крепко и кричала громко. Кажется, она вознамерилась поднять на уши весь работный дом. – РЕБЁНОК НА СВОБОДЕ! РЕБЁНОК НА СВОБОДЕ! ПРОСЫПАЙТЕСЬ! МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ! Вдруг вопли миссис Резче оборвались, а хватка ослабла. Обернувшись, Амелия увидела, что та превратилась в кастрюлю. Мэри, судомойка, надела надзирательнице на голову полную кастрюлю серой овсянки. Она плотно обхватила костлявые плечи миссис Резче, лишив её возможности освободиться самостоятельно. Вязкая каша, пузырясь, стекала по синему платью надзирательницы. Амелия была свободна. – Немедленно снимите это с меня! – кричала миссис Резче. – Я требую, чтобы вы немедленно это сняли! Но никто не мог разобрать, что она говорит, – каша превращала все слова в невнятное бульканье. Она вслепую бродила по столовой, натыкаясь на столы и стулья, пока не поскользнулась на луже серого варева и с оглушительным звоном не грохнулась на пол. – Спасибо, Мэри! – выдохнула Амелия. – Потом спасибо скажешь, – покачала головой Мэри. В коридоре послышались шаги. Амелия уже приготовилась бежать, когда с облегчением увидела, что это Отец Рождество. – Хромуль сейчас выпустит мистера Мора, – пропыхтел он. – Надо отсюда выбираться. Мэри невесело улыбнулась. – Боюсь, с этим могут возникнуть проблемы. Давайте-ка лучше заманим их на кухню. Я там кое-что приготовила. Грохот, который произвела кастрюлеголовая миссис Резче, подсказал мистеру Мору и Хромулю, куда идти. Теперь уже их шаги гремели в коридоре. Когда они подошли поближе, Мэри, Отец Рождество и Амелия метнулись в кухню. – Встаньте за дверью, – велела им Мэри. Так они и сделали. Амелия обратила внимание, что кухонный пол блестит слишком ярко – даже для пола в Работном доме мистера Мора. Она посмотрела на Мэри. Шаги мистера Мора и Хромуля звучали всё громче. – Мистер Мор любит, когда всё вокруг блестит, – объяснила Мэри. – Вот я и натёрла полы его любимым маслом. Никогда ещё они так не сверкали! А потом случилось кое-что забавное. До того забавное, что раскатистое «хо-хо-хо» Отца Рождество ещё долго оглашало стены работного дома. Мистер Мор и его верный Хромуль влетели в кухню одновременно. Но вместо того чтобы остановиться, неуклюже заскользили по масленому полу, словно олени, впервые вышедшие на лёд. Ноги у них разъезжались, и они размахивали руками во все стороны, тщетно пытаясь сохранить равновесие. – Аааааааа! – вопил мистер Мор. – Аааааааа! – вторил ему мистер Хромуль. Наконец мистер Хромуль не удержался и рухнул на спину. Мистер Мор воспользовался тростью, чтобы кое-как устоять. – Погодите! – смеясь, сказала Мэри. – Сейчас будет самое весёлое. Она развязала какой-то шнурок, и ручка рядом с ней начала быстро вращаться. Гигантский копчёный окорок, который всё это время висел под потолком, сорвался вниз и угодил точно в мистера Мора, сплющив его цилиндр. Мистер Мор беззвучно осел на пол, разбросав руки и ноги, как дохлый паук. – Вам лучше поторопиться, – напомнила Мэри своим полуночным гостям. – Скорее уходите отсюда! Амелия совершает последний рывок В столовой уже толпился народ. Миссис Резче смогла стянуть с головы кастрюлю. С головы до ног перемазанная в каше, она завела старую шарманку: – Живо поймайте эту девчонку! Послушные труженики работного дома охраняли ближайшую дверь. – Там вы не пройдёте, – крикнула Амелии Мэри. – Ты же у нас трубочист, девочка? Может, дымоход для тебя – лучший выход? Но Отец Рождество вспомнил жарко растопленный камин и мальчишек, которые его стерегли. Он покачал головой: – Нет, не получится. Амелия металась по столовой, уворачиваясь от тянувшихся к ней рук. Крики мистера Мора не смолкали: – Хватайте девчонку!!! Остановите её! Живо! Ловите её! Идиоты! Куда вы смотрите?! Мы должны схватить её, мистер Хромуль! – Что нам делать? – крикнула Мэри Отцу Рождество. Тот уже собирался крикнуть что-то в ответ, когда сквозь царящий в столовой шум и гам до него донёсся тихий топот. Точнее, тихий цокот. И раздавался он откуда-то сверху. Только Отец Рождество мог с уверенностью сказать, что это за звук. Ведь только он слышал его уже много-много раз. Это был цокот оленьих копыт по крыше. – Рогатушки мои, – пробормотал он себе под нос. Амелия задумалась, что бы сделал Капитан Сажа, попади он в такую переделку. Она верила, что коты куда умнее людей, – во всяком случае, когда речь шла о побегах. Капитан Сажа запрыгнул бы на стол, решила Амелия – и последовала его примеру. Она запрыгнула на ближайший ряд столов, конец которого терялся в глубине столовой, и рванула что было сил. – Я не вижу её, сэр! – пожаловался Хромуль. – Тут слишком много народу. И темно, как в печной трубе. Но мистер Мор видел в темноте почти так же хорошо, как и при свете дня. – Она на столе! – рявкнул он. – Бежит к дальней двери. Кто-нибудь, подкараульте её там! – Не беспокойтесь, мистер Мор, я запер ту дверь. Мистер Хромуль с довольной улыбкой показал хозяину большой железный ключ. – Отлично, Хромуль, просто отлично. Тем временем Амелия добежала до конца зала и обнаружила, что дверь и в самом деле заперта. Она толкнула её плечом и зашипела от боли. Дверь не поддавалась. – Ну давай же, давай, – шептала она, продолжая толкать. Все до единого хотели помешать Амелии сбежать – особенно теперь, когда здесь был мистер Мор собственной персоной. Помочь ей могли лишь Мэри и Отец Рож… Но тут Амелия заметила, что Отец Рождество устремился в противоположном направлении. Она видела, как на другом конце столовой он развернулся и пошёл прочь. Как это на него похоже. Опять бросает её в беде. Но чего ещё она от него ожидала? В Амелии раскалённой лавой вскипела злость, и девочка с новой силой ударилась плечом о дверь. Потом начала в бешенстве колотить по ней кулаками. Бах, бах, бах! Но она ничего не могла поделать. И костлявая, пахнущая окороком рука мистера Мора снова легла ей на плечо. – Выхода нет, – сказал он, дьявольски усмехаясь. Бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах… Амелия сдалась. Мистер Мор удовлетворённо кивнул. – Теперь ты будешь сидеть в подвале, пока не забудешь, как выглядит солнце. Побег Отца Рождество В столовой было слишком шумно, чтобы Отец Рождество мог посвятить Амелию в свои планы. Пока весь работный дом гонялся – нет, охотился – за девочкой, он решил, что лучше всего поможет ей, если воспользуется случаем и незаметно ускользнёт. Отец Рождество быстро прошагал по коридору, который вёл от мужского крыла к пекарне, и вошёл в зал, где в камине по-прежнему ревел огонь, а рядом с ним по-прежнему караулили мальчики. – Что там происходит? – спросил высокий паренёк с крысиным лицом, державший в руках кочергу. Отцу Рождество не пришлось ломать голову над ответом. – Отец Рождество пробрался в столовую! Они пытаются его остановить. Скорее, ребята! Мистер Мор здорово разозлится, если узнает, что вы всё время торчали тут… Мальчики побледнели и переглянулись. Затем молча кивнули и секунду спустя уже исчезли в коридоре. Отец Рождество проглотил смешок, который, заблудившись в животе, лишил его ещё одной пуговицы на штанах. Однако, подойдя к очагу, он понял, что кое о чём не подумал. Разве можно забраться по дымоходу жарко растопленного камина и не превратиться в горстку пепла? Пока Отец Рождество смотрел на пламя, пытаясь найти выход, из трубы ударила тонкая струя жидкости. Она текла и текла, медленно гася огонь. Отец Рождество оторопело уставился на дымящиеся угли. Струя была жёлтой. Его осенило. Это же оленья моча! И, судя по цвету, облегчался в трубу Блитцен. Камин в зале был большим, и дымоход у него был соответствующий. Отец Рождество подумал, что ему не понадобится много волшебства, чтобы подняться наверх. Согнувшись чуть ли не вдвое, он шагнул на шипящие угли и сунул голову в печную трубу. Стараясь не касаться мокрых стен, Отец Рождество закрыл глаза. Он отогнал прочь все мысли и начал старательно верить, что в действительности он на крыше со своими оленями. Через секунду он и в самом деле очутился там. Все восемь оленей стояли на крыше работного дома, и красные сани поблёскивали в лунном свете. – Привет, мои хорошие! – радостно сказал Отец Рождество, забираясь в сани. Барометр надежды мерцал ярче, чем прежде. – Давайте поторопимся, нам нужно кое-кого выручить. Хотя мистер Мор крепко держал Амелию, она видела, как с другого конца столовой к ней бежит Мэри. Судомойка грозно размахивала кастрюлей, раскручивая её, словно боевой молот. – Остановите её, Хромуль! – рявкнул мистер Мор. Мистер Хромуль послушно встал на пути у Мэри. – Дорогу даме с кастрюлей! – прокричала Мэри, и кастрюля, завершив очередной оборот, врезалась Хромулю точно в лицо, отчего привратник улетел к противоположной стене. А Мэри подскочила к мистеру Мору. – Опустите кастрюлю, миссис Винтерс, – холодно приказал он. – Мисс! Я мисс Винтерс. Мне так и не встретился достойный мужчина. Мистер Мор едва заметно кивнул мальчику с крысиным лицом, который подкрадывался к Мэри сзади. Тот метнулся и попытался вырвать кастрюлю у неё из рук. – Ох, юный Питер, зря я добавляла сахар тебе в кашу, – сокрушённо сказала судомойка. – Мисс Винтерс, надеюсь, вы сознаёте, что совершаете серьёзное преступление, – сказал мистер Мор. – Нанесение тяжких увечий кастрюлей! И это не говоря уже о натирании пола маслом и покушении на убийство при помощи окорока. – Ну, вы-то разбираетесь в преступлениях, мистер Мор, – ответила Мэри. Ей наконец удалось выдрать кастрюлю у Питера из рук, и мальчик отлетел на пол. – Всё это место – одно сплошное преступление. Нельзя держать людей взаперти. Я на вас больше не работаю! – Я спасаю людей, которые оказались на улице, – заявил мистер Мор. – Вы наслаждаетесь властью, – парировала Мэри. – Вы чудовище, – добавила Амелия, пытаясь освободиться от его костлявой руки. – О да, я наслаждаюсь властью, которая позволяет мне очищать общество от грязи, – прорычал мистер Мор. – Поддерживать порядок, приучать к дисциплине и уважению! Так что ты, Мэри, отправишься в полицейский участок, а ты, Амелия… Что ж, по закону ты принадлежишь мне, как и всякий ребёнок в этом работном доме. И я посвящу свою жизнь тому, чтобы сделать каждый твой день как можно более несчастным. – Чтоб ты сдох! – выплюнула Амелия. Никогда и никого она не ненавидела так сильно, как мистера Мора в тот самый миг. Чтобы выплеснуть кипевшую в ней злость, Амелия изо всех сил наступила ему на ногу. – А-а-а-а-а! – взвыл мистер Мор, но хватку не ослабил. Напротив, он впился ногтями Амелии в руку и потащил её прочь. Как вдруг… От двери шёл шум. И Амелия определённо не имела к нему никакого отношения. Во-первых, её по-прежнему держал мистер Мор, а во-вторых, она смотрела вообще в другую сторону. Но мистер Мор тоже услышал. – Что за чёрт? – нахмурился он. БУМ! Звук повторился. Теперь стало ясно, что кто бы ни стучал по двери, он находится не внутри, а снаружи. Эффектное появление – Кто там? – раздражённо спросил мистер Мор. Ответа не последовало, и мистер Мор подошёл к двери, волоча Амелию за собой. Зря он это сделал: что-то твёрдое и острое проломило доски и ударило мистера Мора по голове. Перед глазами у него всё поплыло, и он осел на пол, выпустив Амелию и выронив трость. – Что это было? – изумилась Мэри. – Ходячее дерево, – с уверенностью сказал Хромуль. Мистер Мор, пошатываясь, попытался встать. – Это не дерево, идиот, – рыкнул он. – Это рога! И тут дверь распахнулась. На пороге стоял Отец Рождество – в красном тулупе, в красном колпаке и с воинственно всклокоченной бородой. За ним виднелись олени и сани. Все в зале громко ахнули. Мистер Мор подобрал свою трость и сумел-таки встать. – Это Отец Рождество! – прошептал кто-то из детей, и его шепоток побежал по толпе, как сквозняк из неплотно закрытого окна. – Амелия! – крикнул толстяк в красном. – Пришло время снова поверить в волшебство! Барометр надежды вспыхнул ярким светом. Отец Рождество отступил на шаг и бросил взгляд на часы. Они показывали половину Глубокой Ночи по эльфийскому времени, что равнялось трём часам утра по человеческому. Амелия не сводила глаз с оленьей упряжки. Её переполняли сотни вопросов, но Отец Рождество сейчас не мог ответить ни на один из них. К тому же сани сами по себе были лучшим ответом на все её сомнения. И Амелия побежала прямо к ним. – Остановите её! – заорал мистер Мор, ковыляя вслед за девочкой. – Нажми кнопку на часах! – бросил Амелии Отец Рождество, а сам кинулся в столовую выручать Мэри. – Скорее! Амелия не поняла, о какой кнопке он говорит, поэтому нажала первую попавшуюся. Ею оказалась кнопка «ПУСТЬ ВОЛШЕБСТВО ПОЗОВЁТ НАС в ПОЛЁТ». Сани начали медленно подниматься в воздух, заваливаясь то на один бок, то на другой. Мистер Мор смешно подпрыгивал, пытаясь зацепить полозья тростью и притянуть сани вниз. – Другую кнопку! – крикнул Отец Рождество, заметив, что происходит с санями. – На которой написано «СТОП»! В столовой творилось светопреставление. Все кинулись к Отцу Рождество. Он слишком поздно заметил, что в голову ему летит раскалённая кочерга. Пригнуться Отец Рождество уже не успевал. Но вдруг кочерга застыла в воздухе всего в миллиметре от его носа. Всё остальное в столовой тоже замерло. Отец Рождество отодвинулся от кочерги и, осторожно обходя живые статуи, поспешил к Мэри. Она как раз замахивалась кастрюлей на мистера Хромуля, когда время остановилось. Отец Рождество поднял её и перекинул через плечо. Да-да, вы не ослышались. Отец Рождество поднял застывшую во времени розовощёкую судомойку и перекинул через плечо, как скатанный ковёр. Чтобы отнести в свои сани и положить на заднее сиденье. Едва оказавшись там, Мэри ожила. Сначала отмерли её ступни, затем ноги зашевелились, как выброшенные на берег рыбины, а потом и вся она пришла в движение. Вся, включая руку с кастрюлей, которая продолжила вращаться и угодила Отцу Рождество точно в голову. Мэри огляделась по сторонам и поняла, где она. А ещё – кого она только что ударила. – Ох, батюшки! Прошу прощения. Похоже, это входит у меня в привычку, – сказала она и посмотрела на сани. – Знаете, а мне тут нравится. – Чудесно, – ответил Отец Рождество, потирая ушибленную голову. – А теперь давайте выбираться отсюда. Возвращение Капитана Сажи – Ты веришь? – спросил Амелию Отец Рождество. Судя по его встревоженному взгляду, это был очень важный вопрос. – Во что? – уточнила девочка. – В невозможное. В тот миг, вне времени и вне работного дома, летя вместе с Отцом Рождество на сверкающих красных санях, Амелия могла ответить только одно. – Да, – сказала она. Именно тогда она заметила маленькую полусферу на приборной доске. Танец зелёных и фиолетовых огней мгновенно заворожил её. Казалось, что там, за стеклом, пробуждается к жизни целая Вселенная. Огни росли на глазах и сияли всё ярче. – Я верю в невозможное, – повторила Амелия. Вдруг она почувствовала, что ей необходимо сейчас же увидеть Капитана Сажу. Едва Амелия пожелала это, как в большом мешке рядом с ней что-то шевельнулось. А затем в ночном небе раздалось тихое «мяу». – Я навестил мистера Диккенса, – сказал Отец Рождество, и Амелия увидела, как из бездонного мешка вылезает её лучший друг. – Капитан Сажа! – воскликнула она. Кот сверкнул золотыми глазами, забрался к Амелии на колени, положил передние лапы ей на плечо и принялся облизывать лицо, словно оно было вымазано в сливках. – Капитан Сажа, ну разве можно так себя вести? Ты же не собака! – со смехом сказала Амелия. Кот громко замурчал, прижимаясь к её груди. Амелия закрыла глаза, поцеловала Капитана Сажу в пушистую чёрную макушку и с наслаждением вдохнула тёплый запах его шерсти. В этом мире возможно всё, подумала она. Как приятно снова верить в это. Приятнее всего на свете. Пальцы мистера Мора По мере того как сани поднимались в небо над Лондоном, глаза Мэри становились всё больше. – Святые угодники, мистер Рождество. Куда же мы направляемся? – спросила она. – Спасать Рождество. Именно этим Отец Рождество и собирался заняться. А для этого ему нужно было удержать время на месте и отнести подарки всем детям на земле. Он натянул поводья, чтобы олени набрали высоту. Амелия с Капитаном Сажей перегнулись через борт. Работный дом и неподвижные люди становились всё меньше, меньше… Но тут Амелия увидела кое-что, что заставило её подскочить от удивления. За полозья цеплялись две худые руки. Амелия высунулась подальше и увидела голову мистера Мора. Но поскольку саней касались только его пальцы, мистер Мор почти целиком застыл во времени. Амелия внимательно на него посмотрела. Этот человек сделал последний год самым ужасным в её жизни. Сейчас его лицо тоже выглядело злым, но в глазах плескался страх. Потому что, как и все люди, которые любят обижать других, в глубине души он был трусом. Амелия оглянулась на Отца Рождество и Мэри. Те увлечённо обсуждали оленей. Девочка решила, что должна сама с этим разобраться. Поэтому она наклонилась и один за другим отцепила пальцы мистера Мора от саней, оставив его болтаться в воздухе где-то в полумиле над Темзой. Затем Амелия не удержалась и звонко рассмеялась. Мистер Мор, висящий в пустоте, представлял собой на редкость забавное зрелище. Отец Рождество услышал её смех и оглянулся. – Пресвятые прянички! – ахнул он, увидев мистера Мора. Амелия с улыбкой пожала плечами и потянулась к кнопке «ЗАПУСТИТЬ ВРЕМЯ». – А, тогда ладно, – кивнул Отец Рождество. Амелия нажала кнопку и с радостью проследила за тем, как мистер Мор, испуганно визжа и размахивая руками, плюхнулся в Темзу. Капитан Сажа высунулся из саней. – Это за моего прадедушку Тома, которому ты постоянно наступал на хвост, – промяукал он. Амелия понятия не имела, о чём говорит Капитан Сажа, но притянула кота к себе и снова поцеловала в макушку. А он в ответ облизал ей лицо шершавым язычком. Пока они летели разносить подарки, Отец Рождество рассказывал про оленей. – Вон там слева, второй с головы, – Танцор. Он иногда выкидывает коленца. Тёмненькая – это Резвая. Даже для меня она до сих пор остаётся загадкой. Рядом – Скакун, с ним порой бывает непросто. Это Вихрь, он вечно всех обгоняет. Дальше – Купидон и Комета, они немного влюблены. Впереди Гроза, лучше лоцмана не найти. А это Блитцен. У него специфическое чувство юмора, но он самый сильный олень в упряжке. А ещё, пожалуй, самый лучший друг, о котором только можно мечтать. Мы с Блитценом через многое прошли. – Должно быть, здорово, когда в таком холодном путешествии тебя сопровождают друзья, – сказала Мэри. – Честно говоря, я бы не отказался и от человеческой компании. Щёки Мэри чуть порозовели. – Никто бы не отказался! – Верно, – кивнул Отец Рождество, поудобнее устраиваясь на кожаном сиденье рядом с ней. – Ну что, готовы увидеть весь мир? – Да! – воскликнула Мэри. – Особенно Корнуолл. Всегда хотела там побывать. – Хо-хо-хо! Мы заберёмся куда дальше Корнуолла. Новости от Отца Водоля Отец Топо на пять минут покинул свой пост у телефона в Мастерской игрушек, чтобы сбегать в Главный зал. Он хотел узнать, есть ли новости о Нуш и Малыше Миме. Сквозь деревянную дверь долетали звуки музыки и веселья. Отец Топо заглянул внутрь: казалось, в Главном зале собрался весь Эльфхельм. Эльфы танцевали свистопляску под зажигательные композиции «Звенящих бубенцов». Остро пахло имбирём и корицей. Отец Топо вошёл в зал под быструю версию бессмертной «Твоя любовь сладкая, как имбирный пряник (о да, так и есть!)». Все вокруг хлопали, улыбались и крутились, как волчки. Впрочем, нет, не все. Занудник сидел на красном стуле с совершенно потерянным видом. – Ты проверил всю Мастерскую игрушек? – спросил он Отца Топо, когда тот присел рядом с ним. Отец Топо окинул взглядом длинный стол, заставленный всевозможными рождественскими угощениями. Там были и имбирные пряники, и сливовый суп, и пирожки с вареньем, и шоколадные монеты, и морошковый пунш. Как жаль, что Малыш Мим не мог всем этим насладиться. – Да, эльфы осмотрели каждый угол. Видимо, они вместе с Нуш куда-то отправились. – Я просто не понимаю, – покачал головой Занудник. – Малыш Мим так мечтал пойти в Мастерскую. А Нуш так любит Рождество… Отец Топо увидел, что руки у Занудника трясутся от волнения. – Дома их н-нет, – всхлипнул тот. – На Оленьем лугу нет. В магазинах нет. На катке нет. Их н-нигде нет… Может, стоит позвонить Отцу Рождество? – Занудник высморкался в край туники. Отец Топо знал, что он спросит об этом. В конце концов, у Отца Рождество были сани и летающие олени, и он мог поискать Малыша Мима и Нуш с воздуха. К тому же в рождественские дни чудовства в нём было больше, чем во всём Эльфхельме. Но Отец Топо также знал, что, если они позовут Отца Рождество на помощь, Рождество опять будет испорчено. – Я… Вдруг Отец Топо заметил в толпе чёрную бороду Отца Водоля. Тот надвигался на них, как грозовая туча, и другие эльфы на всякий случай шарахались в стороны. На лице у него крупными буквами было написано «ДЕЛО СРОЧНОЕ». Конечно, на самом деле там ничего не было написано, но прочесть эти слова можно было без труда. – Что такое, Отец Водоль? – всполошился Отец Топо. – Нуш, – встревоженно сказал тот. А надо заметить, что Отец Водоль не тревожился последние пятьдесят лет и десять месяцев. Так что внутри у Отца Топо всё похолодело. – Она оставила записку в моём кабинете. Написала, что отправляется в Долину троллей. – К-куда? – У Занудника отвисла челюсть. – Но з-зачем? Отец Водоль пожал плечами. – Думаю, она собирается написать статью о троллях для рождественского номера. Нуш очень амбициозна. Она хочет получить работу Отца Широпопса, раз уж тот носу из дома не кажет. Думаю, твоя жена считает, что писать про оленей для неё слишком просто. Занудник заплакал и задрожал с такой силой, что стул под ним заходил ходуном. – Тише, тише, – поморщился Отец Водоль. – Если она действительно отправилась в Долину троллей, то шансы, что она умрёт мучительной смертью, составляют всего восемьдесят восемь процентов. – О нет! – взвыл Занудник. А потом повторил свой горестный вопль ещё двадцать семь раз. И наконец сказал: – Думаете, Малыш Мим пошёл с ней? Пресвятые прянички, какой кошмар! Что же нам делать? – Малыш Мим? – удивился Отец Водоль, и в глазах его мелькнула тревога. – Я не знаю, где он. «Звенящие бубенцы» завели новую песню, на этот раз – об олене с красным носом, который обучался в Школе санного мастерства. Отец Топо пытался собраться с мыслями, но те с трудом пробивались сквозь весь этот шум. Зато Отец Водоль сразу подал идею: – Занудник, только Отец Рождество может спасти твою семью, – сказал он. – Но как же Рождество? – спросил Отец Топо. – Рождество! – фыркнул Отец Водоль. – Ты серьёзно думаешь, что какое-то там Рождество важнее, чем жизнь твоей пра-пра-пра-пра-правнучки и её сына? – Нет. Конечно, я так не думаю. – Хорошо. Тогда тебе лучше поскорее с ним связаться. Матушка Брир подскочила к Отцу Водолю и утанцевала его на другой конец зала. А Отец Топо остался с заплаканным Занудником, который смотрел на него с отчаянной надеждой. Амелия злится Амелия с немым изумлением глядела на мир, проплывающий под санями. Она гладила Капитана Сажу, и морозный ветер играл с её волосами. Амелия молчала – не потому, что ей нечего было сказать, а потому что сказать хотелось слишком много. Её мысли мчались со скоростью ветра. В груди сумасшедшими вихрями кружились всевозможные чувства: облегчение, счастье, грусть, благодарность, горе, страх, удивление, злость. Но главным и самым сильным была тоска по дому. Она тосковала не по работному дому и даже не по дому на Хабердэшери-роуд. Амелия понимала, что сейчас там живут совсем другие люди, а даже если и нет, этот дом стал просто домом. Её снедала тоска не по месту, а по времени. Она скучала по тем временам, когда была маленькой девочкой – семи, шести, пяти, четырёх лет. Тогда она почти ничего не знала о мире. Но больше всего Амелия скучала по маме. Отец Рождество ткнул пальцем в барометр надежды. – Он так сияет в том числе благодаря тебе, – сказал он, пока они пролетали над Пруссией (сейчас примерно там находится Германия). – Благодаря тому, что ты снова поверила в волшебство. Понимаешь, ты была первым ребёнком, которому я принёс подарки. Потому что в тебе таилось больше всего надежды. Ты верила, что возможно всё. А это большая редкость, даже для ребёнка. Теперь ты снова веришь. А порой одного ребёнка, который всем сердцем верит в чудо, достаточно, чтобы восстановить гармонию Вселенной. Надежда питает чудовство, основу эльфийской магии. – А как ты стал волшебным? – спросила Амелия. Отец Рождество посмотрел в её полные любопытства глаза. Они мерцали, подобно маленьким планетам. – Я… Я чуть не умер. И совсем отчаялся. Эльфам пришлось наложить на меня чудовство, чтобы вернуть к жизни. После этого я сам отчасти стал волшебным. Я вдруг поверил в магию – совсем как ты, – и смог увидеть, где живут эльфы. Я должен был умереть там, на склоне Очень большой горы. Но мне дали второй шанс. Едва сказав это, Отец Рождество понял, что совершил ошибку. Глаза Амелии наполнились слезами. Он подумал, что девочка жалеет его, ведь он чуть не расстался с жизнью. Но на самом деле Амелия злилась. И злость жгла её изнутри так, что было больно дышать. – ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СПАС ЧУДОВСТВОМ МОЮ МАМУ?! – взорвалась она. – ПОЧЕМУ НЕ ВЫЛЕЧИЛ ЕЁ? МНЕ НЕ НУЖНЫ БЫЛИ ПОДАРКИ, я МЕЧТАЛА ТОЛЬКО ОБ ОДНОМ! Я ТАК СИЛЬНО НАДЕЯЛАСЬ! НО ТЫ ЕЁ НЕ СПАС! Мэри попыталась успокоить Амелию. Она притянула девочку к себе и погладила по плечу. – Милая, то, что с тобой случилось, просто ужасно. Но мистер Рождество в этом не виноват. Амелия притихла. В глубине души она понимала, что Мэри права, но не могла справиться с клокотавшей в груди злостью. – Прости меня, Амелия, – сказал Отец Рождество. – Когда на меня наложили чудовство, я находился по ту сторону горы, за границей Северного сияния. Я уже покинул мир людей… К тому же я никак не мог прилететь к тебе на прошлое Рождество. Понимаешь, на Эльфхельм напали тролли, и уровень волшебства был… – Я знаю. Просто… Мне её очень не хватает, – вздохнула Амелия. – Ну конечно, – сказала Мэри и тоже расплакалась, так ей было жаль бедняжку. Голова Амелии отяжелела от всех этих грустных мыслей. Она положила её Мэри на плечо и тихо проговорила: – Странно получается. Ты любишь кого-то, и тебя тоже любят, а потом эти люди исчезают. Куда же девается любовь? Отец Рождество задумался над её словами. Он вспомнил свою маму – она погибла, упав в колодец. Вспомнил отца, который умер годы спустя, когда сам Отец Рождество был чуть старше Амелии. Он повернулся к девочке. В горле у него стоял ком. Отец Рождество хотел объяснить, что пытался прилететь в прошлом году, но не смог. Хотел рассказать, что волшебство не всегда исполняет наши мечты, но всё равно делает жизнь намного счастливее. Но он решил, что ещё не время говорить об этом. Зато можно сказать кое-что другое: – Любовь никогда не исчезает, – мягко произнёс он. – Даже если люди уходят, у нас остаётся память о них. И потому любовь не умирает. Мы любим, нас любят в ответ, и любовь накапливается, чтобы защищать нас всю жизнь. Любовь больше жизни, жизнь заканчивается, но любовь – нет. Она остаётся внутри нас. В наших сердцах. Амелия ничего не ответила – слишком боялась расплакаться. Поэтому какое-то время она сидела тихо. Это помогло. Потом она обратила внимание на барометр надежды. – Почему он погас? – спросила она. Отец Рождество встревоженно посмотрел на приборную доску. Амелия говорила правду: от пылающих огней остался лишь бледный завиток лилового. И часы снова бодро отсчитывали секунды. Красные щёки Отца Рождество стали белыми, как снег на Оленьем лугу. Он схватил телефон. – Привет, Отец Топо. Я не понимаю, в чём дело. Мы спасли Амелию, но барометр надежды всё равно тухнет. Отец Топо тяжело вздохнул. После такого вздоха нечего было и надеяться на хорошие новости. – Отец Рождество, Нуш… Долина троллей По скалистому склону Нуш спустилась в залитую лунным светом Долину троллей. Она тихо шла по снегу, осторожно обходя козьи скелеты и валуны. Время от времени Нуш натыкалась на гигантские четырёхпалые следы и вздрагивала от испуга. У неё был план. Довольно простой. Он заключался в том, чтобы поговорить с Ургулой, предводительницей троллей. Нуш нервно сглотнула. Эльфа утешала себя мыслью, что потом она сможет написать лучшую статью, которую когда-либо печатал «Ежеснежник». К тому же Отец Водоль заверил её, что тролли никогда не собирались убивать эльфов. Но тут Нуш вспомнила, как огромный кулак пробил пол её спальни и схватил Занудника. Да, тот отделался лёгким испугом, но Нуш подозревала, что, не схвати она мыло, этим бы дело не кончилось. Ургула обладала властью над всеми унтертроллями и убертроллями. Они признали её предводительницей, потому что Ургула была самой большой. Да, именно так рассуждают тролли (если тролльи мозги вообще способны рассуждать). Чем ты крупнее, тем ты сильнее, а чем ты сильнее – тем больше жареных коз тебе полагается. Нуш знала, что Ургула живёт в пещере под горой в западной части долины. Об этом тоже было написано в «Полной троллепедии», которую Нуш прочитала сорок девять раз, пока училась журналистике. Прошагав добрую половину долины, Нуш увидела впереди оранжевый огонёк. Вскоре огонёк вырос в большой костёр, вокруг которого собрались тролли всех размеров, от мала до велика. Их громоздкие тени плясали на заснеженных холмах. Нуш поняла, что ей придётся сделать изрядный крюк, чтобы дойти до пещеры Ургулы. Тем временем тролли хлестали из бутылок троллий эль и закусывали жареной козлятиной. Все они были одеты в неряшливо сшитые одежды из козьих шкур и оглушительно шумели. Не потому что на дворе было Рождество, а потому что по натуре своей не умели вести себя тихо. Они распевали старинную троллью песню «Камни – мои лучшие друзья». Поскольку тролли никогда не отличались умом и сообразительностью, Нуш без труда подобралась к ним поближе и спряталась за колючим кустом. Она очень хотела послушать, о чём тролли будут говорить, когда перестанут петь. – А вы помнить прошлое Рождество? – спросил самый маленький одноглазый унтертролль. Нуш узнала его: он участвовал в атаке на Эльфхельм. – Ага, Бух. Мы тогда разнести Эльфхельм. А зачем мы это сделать? – Потому что Ургула нам приказать, – ответил Бух. – Ага. Но зачем? – Я не знать. – А сюда мы зачем прийти? – Ждать. – Чего? – Чего-то. «Ждать», – мысленно повторила Нуш. Внезапно у неё возникло очень плохое предчувствие. Наверное, такое посещает мышь, когда та принюхивается к сыру и вдруг понимает, что он – в мышеловке. Кого они ждут? Нуш едва слышно ахнула. Она поняла, что совершила огромную ошибку, явившись в Долину троллей. О чём она только думала? Нуш сжалась в комок за кустом. Разговор троллей ей совершенно не понравился. Их голоса грохотали, как камни, летящие вниз по склону. Но Нуш встревожилась куда сильнее секунду спустя, когда услышала другой голос. Тихий, тонкий голосок, который она бы ни с чем не перепутала. – Мамочка! Это был Малыш Мим. Внутри тролльего кулака Нуш торопливо обернулась. У неё за спиной стоял Малыш Мим в яркой тунике. Никогда ещё он не казался таким маленьким. Малыш Мим склонил голову к плечу и широко раскинул руки, словно ждал, что его обнимут. – Мамочка, я шёл за тобой! Шёл прямо по твоим следам! Не теряя времени даром, Нуш кинулась к сыну и сгребла его в охапку. Но едва она это сделала, как их обоих сгрёб в охапку кто-то третий. Нуш почувствовала, что они взмывают над землёй, и через три секунды уставилась на самое большое лицо, которое видела в своей жизни. Это был убертролль с волосатыми ноздрями, бугристой кожей и тремя глазами. Третий глаз помещался на лбу, но не совсем посередине. Он съехал куда-то влево, словно тролля лепил маленький ребёнок. – Прости, мамочка, – захныкал Малыш Мим из темноты тролльего кулака. Нуш ласково погладила его по волосам. – Я сама виновата, пирожок. Не надо было сюда приходить. Но всё будет хорошо. Всё будет хорошо?.. Нуш неохотно призналась себе, что в жизни не слышала ничего глупее. Они висели в сотне метров над землёй, и огромный тролль, скорее всего, намеревался их съесть. Какое уж тут «хорошо». И всё же Нуш не спешила отчаиваться. Она энергично помахала троллю. – Эй, здоровяк! Мы с сыном выбрались на позднюю рождественскую прогулку и заблудились. Не подумай ничего плохого… Тролль молча таращился на Нуш. На самом деле, это был не тролль, а троллиха (хотя так сразу и не скажешь). Звали её Саманта. На носу у Саманты рождественским шаром сияла красная бородавка. А за спиной у неё толпились пятеро троллей. Точнее, шестеро, если считать двухголового за двоих. Все ещё немного помолчали, а потом одноглазый Бух заговорил. – Вот кого мы ждать, – сказал он. Нуш решила, что лучше выложить всё начистоту. – Ладно, послушайте… Я журналистка, работаю на «Ежеснежник». Вообще-то, обычно я беру интервью у оленей. Но сейчас мне поручили расследовать кое-что. Хотя не то чтобы расследовать… Я просто собиралась… Дело вот в чём. Понимаете, мне не нравится быть оленьим корреспондентом. Меня попросили написать статью о том, что случилось на прошлое Рождество. И я выяснила, что вы ни в чём не виноваты. На самом деле, вы довольно мирные существа. Но Летучие историкси… Как раз в этот миг Нуш увидела одну из них у себя над головой. Четырёхкрылая историкси порхнула вниз и шепнула что-то троллихе на ухо. Что бы она ей ни сказала, это не сулило Нуш ничего хорошего. – Ты прийти убить нас, – пробасила Саманта и слегка сжала кулак. – Нет! Совсем нет! – завопила Нуш. – Посмотрите на нас! Как мы с сыном можем убить тролля?! Только подумайте! – Мы не любить думать, – ответил Бух, почёсывая круглую башку. – Мозги трещать. – Мамочка, мне страшно, – снова захныкал Малыш Мим. Нуш попыталась успокоить сына, но внутри твёрдого, пропахшего козьим духом кулака сделать это было непросто. Она торопливо сунула руку в карман, чтобы нашарить кусок мыла, который захватила на всякий случай. А вот и он! Увы, Саманта сжимала их слишком крепко, чтобы Нуш смогла его быстро вытащить. Отчаянно извиваясь, эльфа вывернула руку и потёрла мылом троллью шкуру. Та покрылась пузырями и задымилась. – ВААААААГХЫЫЫЫЫВАААААААГХ! – разнеслось по долине. Нуш и Малыш Мим в жизни не слышали ничего подобного. Рёв обиженной троллихи докатился до дальних скал, и одна из сосен от испуга сбросила иголки. Саманта яростно затрясла кулаком. Нуш и Малыш Мим закричали. Перепугавшись, Нуш сжала мыло слишком сильно. Оно выскользнуло у неё из руки и проскочило между гигантских пальцев троллихи. Нуш с отчаянием смотрела, как оно с тихим стуком падает в снег где-то далеко внизу. – Ох, гриб-вонючка! – выругалась она сквозь зубы. Однако, проводив взглядом кусок мыла, Нуш заметила кое-что ещё. Разглядеть, что именно, было непросто, потому что Долину троллей окутывала тьма, и только на востоке едва брезжил рассвет. Присмотревшись, Нуш поняла, что это животные, которые что-то за собой тянут. Очень знакомые животные. И очень знакомое «что-то». Разумеется, это был Отец Рождество со своими оленями. Нуш притянула к себе Малыша Мима. Они вместе прижались к трещине между тролльими пальцами и принялись следить, как мчатся по воздуху сани. Нуш разглядела рядом с Отцом Рождество двух человек – женщину и девочку. Но это было неважно. Важно было лишь то, что Отец Рождество здесь. – Мамочка, с нами всё будет хорошо! – пискнул Малыш Мим. – Смотри, Отец Рождество прилетел нас спасать! – Будем надеяться, – прошептала Нуш, обнимая сына. Отец Рождество натянул поводья, и сани заложили круг над головами троллей. – Отпустите их, – попросил он. – Это мирные эльфы, они не причинят вам вреда. Отпустите их, и давайте поговорим. Тем временем к костру подтянулись другие тролли – сутулые, вогнуто-выгнутые, серые, покрытые наростами и бородавками. С одним, двумя и тремя глазами. Некоторые были двухголовыми. Другие едва доходили своим собратьям до колен. Но абсолютно все они в предрассветном сумраке выглядели ужасно пугающими. Из пещеры у подножия самой большой горы вышла Ургула в сопровождении своего супруга Джо. От их шагов дрожала земля. Ургула была такой высокой, что головой заслоняла луну. Волосы её торчали, как ветки, перекрученные ветром. Когда Ургула открывала рот, становились видны три зуба, каждый размером с серую прогнившую дверь. Возле уха Ургулы вилась ещё одна Летучая историкси и что-то без устали ей нашёптывала. Отец Рождество посадил сани на безопасном – насколько это возможно – расстоянии от троллей. – Там, впереди, послушайте меня! – обратился он к Блитцену и Грозе. – Это очень важно. Отвезите Мэри и Амелию в Эльфхельм. Летите тихой дорогой. Той, что ведёт на северо-северо-восток. – А как же ты? – испуганно спросила Мэри. Отец Рождество спустился с саней. – Я? Я собираюсь заключить мир с троллями, – сказал он и бодро зашагал прямо к гигантской Ургуле. – Возьми меня вместо них, – запрокинув голову, предложил он предводительнице троллей. Её грубая кожа была вся покрыта наростами, как скалы – лишайником. Ургула посмотрела на Отца Рождество сверху вниз и рыгнула. Его едва не сшибло с ног волной вони. Гнилое козье мясо – тот ещё деликатес. – Послушай, зачем тебе их есть? – спросил Отец Рождество. – Эльфы маленькие и костлявые. Посмотри лучше на мой большой живот. Согласись, выглядит аппетитнее. – Отпустить эльфов, Саманта, – приказала Ургула. Наверное, так могла бы говорить настоящая гора, вздумайся ей поболтать. Летучая историкси по-прежнему шептала что-то Саманте на ухо. В следующий миг она хорошенько замахнулась и разжала кулак. Нуш с Малышом Мимом обнаружили, что летят по воздуху над Долиной троллей прямо к Лесистым холмам. Они приземлились на мягком заснеженном склоне неподалёку от домика Пикси Правды и покатились. Они катились всё быстрее и быстрее, и снег облеплял их, пока Нуш и Малыш Мим не превратились в два больших снежных кома с лицами. – Мамочка, меня сейчас стошнит, – пожаловался Малыш Мим. И не обманул. Не будем вдаваться в детали, но у эльфийской рвоты очень приятный лиловый цвет. Остановились они, налетев на дверь Пикси Правды. Хозяйка дома выскочила посмотреть, кто устроил такой переполох. – И снова здравствуй, – выдохнула Нуш, отряхиваясь от снега. – Нам нужна твоя помощь. Отец Рождество в беде. Рождественский ужин Отец Рождество лежал на плоском камне посреди пещеры Ургулы. Предводительница троллей приказала одноглазому Буху присмотреть за пленником, чтобы тот не вздумал бежать. И Бух, недолго думая, положил свою тяжёлую, как камень, лапищу Отцу Рождество на живот. Тот сдавленно охнул, но возражать не стал. Пещера Ургулы была огромной. Высокий свод терялся в темноте, и Ургуле с Джо даже не приходилось нагибаться. Предводительница троллей с супругом молча наблюдали за тем, как унтертролль, который был всего в три раза выше Отца Рождество, посыпает его травами и каменной солью. – У нас быть рождественский ужин, – глухо сказала Ургула. – Ты маленький. Но я спорить, что вкусный. Хорошее Рождество. Сытное Рождество. Бух, ты зажечь огонь. – Послушай, Ургула, – подал голос Отец Рождество и попытался сесть, но огромадная лапища Буха быстро охладила его пыл. Магия Отца Рождество не работала. Возможно, на свете вообще не осталось волшебства – одни законы природы. Поэтому Отец Рождество ничего не мог поделать с троллем, который прижимал его к камню. А камень тем временем становился всё теплее и теплее. На стенах пещеры заплясали тени и оранжевые блики, и Отец Рождество понял, что камень был ещё и печкой. Тролли явно вознамерились зажарить его живьём. – Что случилось? Я просто не понимаю! Мы же подписали мирный договор. Все тролли и эльфы хотели жить мирно. Все поставили на нём подпись! Даже хюльдры, и пикси, и гномы, и Пасхальный кролик, хотя он живёт в сотнях миль отсюда. Что пошло не так? Почему вы напали на Эльфхельм в прошлом году? И зачем пытаетесь поджарить меня сегодня? Это же Рождество. Время мира, добра и взаимопонимания! Отец Рождество вдруг вспомнил, как эльфы заточили его в тюремной башне, когда он был мальчиком. Чтобы спасти свою жизнь, ему пришлось убить унтертролля по имени Себастиан. – Это всё из-за Себастиана? – предположил он. И ошибся. – Никому нет дела до Себастиана, – ответил брат Себастиана Гораций. Он стоял позади Ургулы и сосредоточенно ковырялся в носу. – Себастиан всех раздражать. – Значит, дело в разрыв-траве? Вы слышали, что я запретил её выращивать, когда возглавил Совет эльфов?.. (Разрыв-трава – крайне опасное растение. Если её проглотить, можно остаться без головы. Лёжа на камне, как сочный бифштекс на сковороде, Отец Рождество горько пожалел о том, что когда-то запретил разрыв-траву). – Так что же случилось? Зачем вы на нас напали? – Мы хотеть, чтобы троллей оставить в покое, – медленно проговорил Джо, словно вспоминал сон. – Мы не хотеть, чтобы эльфы ходить сюда. И мы ещё больше не хотеть, чтобы сюда ходить такие, как ты. – Такие, как я? – Люди. Если ты ходить в земли людей, они прийти к нам. – Люди не такие плохие, как вы думаете. И они не знают о троллях, – сказал Отец Рождество. Интересно, сколько времени уже набежало на часах? Отцу Рождество не давала покоя мысль о детях, которые скоро проснутся и снова не найдут подарков в чулках. «Я должен отсюда выбраться», – решительно подумал он. Камень разогрелся до такой степени, что припекал даже сквозь красный тулуп. – Мы не любить чужаки, – сказала Ургула. Только тогда Отец Рождество заметил, что по пещере летают сотни историкси в сверкающих нарядах. Блики пламени играли на их прозрачных крыльях. Историкси складывали руки чашечкой и что-то нашёптывали троллям. – Не доверяйте ему, – шептали одни. – Он плохой, – шептали другие. Отец Рождество начал догадываться, что происходит. – А как же пикси? – спросил он. – Я вижу, они тут желанные гости. – Нет, – сердито ответила Ургула. – Но вы только посмотрите, они повсюду! Тролли заозирались и поняли, что он их не обманывает. Летучие историкси действительно были повсюду. Прежде тролли не обращали на них внимания, потому что Летучие историкси этого не хотели. Миниатюрным шепотливым существам легко оставаться незаметными. – И правда, – протянула Ургула, удивлённо открыв рот. – Они гипнотизируют вас и заставляют верить в то, чего на самом деле нет! Слова Отца Рождество троллям не понравились. Они сердито нахмурились. Правая голова двухголового тролля разозлилась особенно. – Тролли не глупые, – прорычала она. – Ты думать, что у большой умный тролль вообще нет мозги? Отец Рождество совсем запарился. Спина горела и краснотой не уступала тулупу. Даже Буху, который всего-то караулил пленника, было жарко. Капля пота сорвалась с его шишковатой головы и, на лету обратившись в камушек, стукнула Отца Рождество по животу. – Я просто пытаюсь объяснить, что происходит. Летучие историкси внушили вам страх перед чужаками. Вам промыли мозги. Задурили головы. – Нет, это мы тебе объяснить, что происходит! Мы тебя съесть. Вот и всё, – утробно хохотнула Ургула. – Мы давно тебя ждать. Не хотеть эльфу и её щуплого мальчишку. – Но откуда вы знали, что я приду? – спросил Отец Рождество. Лицо его налилось багрянцем, как угли в камине. Ургула искренне озадачилась. – Мы просто… знать. Так. Бух, ты поддать жару. Я хотеть мясо с корочкой. В следующий миг до Отца Рождество донёсся какой-то шум. Он не был похож ни на громкое дыхание голодных троллей, ни на треск огня. И шёл откуда-то снаружи. Кажется, это были шаги. Совсем близко. Ургула их тоже услышала. – Кто-то ходить там. Бух вскинулся и вогнал грязные пальцы в глазницу, чтобы с сочным чпоканьем вытащить свой единственный глаз. Держа глаз в руке, он выставил его на улицу и посмотрел, что снаружи. – Человеческая девочка, – отчитался он. – Амелия, нет, – сокрушённо пробормотал Отец Рождество. Бедная глупышка. Пещера трещит и содрогается Вернув глаз на место, Бух другой рукой грубо схватил Отца Рождество за шею. Камень уже раскалился до невыносимости. В пещеру вбежал унтертролль, с головы до ног покрытый шерстью. На плече у него болталась Амелия. Девочка вопила и брыкалась изо всех сил. Бух повернулся посмотреть, что происходит, и чуть ослабил хватку на мокрой от пота шее Отца Рождество. – Амелия! – ахнул Отец Рождество. – Что ты здесь делаешь? Унтертролль схватил Амелию за волосы и потряс, чтобы похвастаться добычей. – Я поймать рождественский пудинг нам на ужин! – Я хотела спасти тебя, как ты спас меня, – торопливо сказала Амелия. – Я перед тобой в долгу. – Ничего ты мне не должна! Амелия покачала головой. Сделать это было непросто, ведь тролль по-прежнему держал её за волосы. Унтертролля звали Теодором. Из пасти у него одиноко торчал коричневый зуб. Но Амелия не выглядела испуганной. Она вдоволь набоялась в прошлой жизни и порядком устала от страха. – Ты ни в чём не виноват! Я просто рассердилась, потому что в жизни случаются плохие вещи. Но хорошие случаются тоже. И волшебные. То, что ты делаешь, потрясающе. Я была такой счастливой в позапрошлое Рождество, когда открывала подарки! Невероятно счастливой. Не из-за подарков, а потому что они появились по волшебству. Я была очень рада узнать, что волшебство в самом деле существует. Ты делаешь мир лучше. И в том, что сейчас происходит, твоей вины нет. Ты хороший человек, Отец Рождество. И поступаешь правильно. – Скукотища, – нервно почесался Джо. Как все тролли, он страдал аллергией на сентиментальность. Супруг Ургулы поковырялся в ухе и вытащил кусок серы. – Давай убивать их, Ургула. По одному. Пора. Пока Отец Рождество думал над тем, что сказала Амелия, его внимание привлекло странное свечение. Что-то сияло за пределами пещеры, переливаясь всеми цветами рождественской гирлянды. Зелёные, розовые, фиолетовые и голубые огни вспыхивали один за другим. Отец Рождество смотрел на них и чувствовал, как внутри разливается знакомое тепло, словно он выпил горячего сиропа. Это тепло не имело никакого отношению к камню под ним. Это было тепло магии и чудовства. Амелия показала ему, какими добрыми, сильными и храбрыми могут быть дети. И Отец Рождество вспомнил обо всех, кто ждёт его подарков. Доброта Амелии наполнила Вселенную надеждой. Следуя за своим сердцем, она рискнула жизнью, чтобы спасти его. Её доброта сотворила волшебство. Но достаточно ли сильное? Отец Рождество собирался выяснить это немедленно. Он уставился на бородавчатую руку унтертролля, которая продолжала удерживать Амелию, и пожелал, чтобы она больше никогда не причинила вреда этой девочке. В следующий миг кулак тролля разжался, выпустив волосы Амелии, и врезался в потолок пещеры. По камню пробежала трещина, за которой не замедлили последовать другие. – Что ты делать, Теодор? – сердито спросила Ургула и подкрепила свои слова ударом по стене, отчего по ней тоже побежали трещины. Тролли известны тем, что не умеют держать себя в руках. – Наша пещера ломаться, – заметил Джо. – Да, ломаться. – Надо выбираться отсюда, пока мы не… – начала Амелия. Однако не успела она договорить, как потолок пещеры начал осыпаться. Острый камень полетел прямо в голову Амелии. Девочка едва сумела отскочить. Промешкай она хоть секунду, от неё бы и мокрого места не осталось. Вслед за первым посыпались другие обломки. Грохот стоял невообразимый. А потом послышался голос. Он не принадлежал ни троллю, ни Амелии, ни Отцу Рождество. Это был голос Мэри. – Отец Рождество? Это я! – кричала она. Теперь он её видел. Тугой пучок Мэри воинственно съехал на сторону, а сама она увлечённо метала камни в голову Буху. Один из них попал точно в цель и рассёк его толстую шкуру. Серо-зелёная кровь брызнула из раны и застучала по полу россыпью мелких камней. От боли Бух выпустил пленника и гневно затопал, породив очередные трещины. Отец Рождество резво скатился с раскалённого камня и запрыгал на месте, остужая горячий тулуп. Внезапно до него донёсся глухой стук. Свалившийся с потолка камень ударил Мэри по голове, и теперь она неподвижно лежала на полу пещеры. Горе, тяжёлое, как гора, придавило Отца Рождество. – Мэри! – закричал он. – Мэри, ты меня слышишь? Мелкие тролли суматошно носились по пещере, пока убертролли пытались удержать потолок на месте. – Ты спасёшь её, – сказала Амелия, незаметно подойдя к Отцу Рождество. Девочка чувствовала, как в груди у неё растёт надежда, которую уже ничто не погасит. Она знала, что надежда поможет Отцу Рождество. Ведь именно так работает магия Вселенной. Всё начинается с простой веры в чудо. – Ты сможешь. Ты должен её спасти! Чудовство Отец Рождество обвёл взглядом пещеру. Ему отчаянно не хватало времени. Времени. А затем он увидел лицо Амелии. Даже посреди рушащейся пещеры оно светилось надеждой. Сквозь трещины в стенах и потолке тоже пробивался свет. Вся пещера была залита мягким зелёным сиянием. В нём купались и тролли, и Летучие историкси, и свет показывал им путь к выходу. Глаза Амелии горели волшебным зелёным огнём. То был цвет надежды, цвет Рождества. В это мгновение Отец Рождество понял, что именно Амелия вернула ему магию. Амелия и Мэри. Тем, что пришли спасать его – и Рождество. Этого сполна хватило, чтобы волшебство вернулось. Оказывается, для него не нужны ни сани, ни новомодные часы, ни кнопки. Всё, что нужно, – это думать о других. Осознав это, Отец Рождество закрыл глаза и пожелал, чтобы время остановилось. Пожелал сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Открыв глаза, он увидел, что Амелия застыла в неподвижности. И не только она. Замерло всё – даже камни зависли в воздухе на разной высоте от земли. У него получилось. Воспользовавшись вневременьем, Отец Рождество опустился на колени рядом с Мэри, заглянул в её мертвенно-бледное лицо и призвал на помощь надежду. Он вспомнил доброту её глаз, поцеловал в лоб и сказал: – Я люблю тебя, Мэри. Он сказал это впервые, но, едва произнёс, понял, что это правда. Он любил её. Время текло мимо них, и то, что они знали друг друга всего одну ночь, не имело никакого значения. Отец Рождество ясно видел и её прошлое, и их будущее. Он хотел остаться с ней навсегда. Он видел день их свадьбы. И его надежда преобразилась в настоящее волшебство, вернее, в чудовство – заклинание надежды. Единственное заклинание, способное вернуть к жизни. Ресницы Мэри едва заметно задрожали – словно тень мелькнула за занавеской. – Мэри? Мэри? – позвал Отец Рождество. Её глаза наконец распахнулись. Мэри была жива. – Я люблю тебя, – выпалил Отец Рождество. – И я тебя люблю, – ответила она, вложив в это признание всю надежду, любовь и волшебство, что таились в её сердце. Отец Рождество не мог представить подарка чудеснее. Но тут Мэри обратила внимание на повисшие в воздухе камни, и её лицо вытянулось от страха. – Почему Амелия превратилась в статую? – Мы вырвались из времени. Нам придётся вновь его запустить, чтобы увести отсюда Амелию… Нужно идти на свет, он выведет нас. Иди! Иди вперёд. Мэри покачала головой. – Я останусь с тобой, мистер. Я так долго ждала встречи с любовью всей моей жизни не для того, чтобы потерять её в пещере троллей! Отец Рождество покосился на упомянутых троллей. Большинство пытались удержать потолок пещеры. Бух валялся на земле, сражённый метким броском Мэри. Глаз он держал в руке, чтобы иметь лучший обзор. Прежде чем запустить время, Отец Рождество забрался на обломок скалы, вытащил глаз из пальцев Буха и положил ему в ноги. – Это его задержит. Всё было готово. Отец Рождество отпустил время, и оно рвануло вперёд, навёрстывая упущенное. Отец Рождество крикнул Амелии: – Скорее, сюда! Следуй за огнями! Он и сам был готов уйти, как вдруг в животе его заворочалось тяжёлое чувство вины. Если подумать, он собирался обречь десятки существ на верную гибель. В Рождество. Чувство вины стремительно росло и заполнило уже весь его живот. А живот у Отца Рождество был очень большой. В конце концов, Рождество – время добра. Даже для троллей, которые пытались вас съесть. Поэтому Отец Рождество развернулся и крикнул им: – Вы погибнете! Гора сейчас рухнет. Идите за огоньками. Они выведут вас наружу. Поторопитесь! Кстати, Бух, твой глаз у тебя под ногами. Тролли озадаченно переглядывались. Они едва не зажарили Отца Рождество, а он теперь помогал им спастись. Отец Рождество, Мэри и Амелия припустили во всю прыть. Уворачиваясь от камней, они мчались вперёд. Скалотрясение взметнуло пыль, которая застилала взгляд не хуже лондонского смога. Наконец они выбрались на открытое пространство. За несколько секунд до того, как пещера рухнула, из её каменного нутра повалили тролли всех мастей и размеров. Они падали на колени и громко кашляли, отплёвываясь от пыли. Сейчас тролли больше, чем когда-либо, напоминали серые замшелые валуны. – Ты нас спасать, – сказала Ургула и чихнула, выплюнув огромное облако пыли. Джо, стоявший рядом, скромно поддержал супругу. – Теперь я по-другому думать про людей, – сказал он. – Мы их убивать или нет? – на всякий случай уточнил Бух. – Убивать! – взревела правая голова двухголового тролля (та, что была вся покрыта наростами). – Пусть они жить! – возразила левая (она была добрее и бородатее). Две головы сцепились друг с другом не на жизнь, а на смерть. Ургула задумалась так тяжело, что на лбу у неё вылезла новая бородавка. – Я запутаться, – сказала она. – Отец Рождество быть добрый и хороший. Это я знать раньше. Но нам говорить другое. – Это правда, – вдруг раздался голос. Все дружно обернулись и увидели маленькую бескрылую пикси. Она стояла и смотрела на Ургулу с непоколебимой уверенностью того, кто всегда говорит правду и только правду. Следы на снегу – Пикси Правды! – радостно воскликнул Отец Рождество. Амелия заинтересованно посмотрела на маленькое существо в ярко-жёлтой тунике. Рядом с ним стояли ещё два – не таких маленьких, с заострёнными ушами. Кажется, это были эльфа и её детёныш. Пикси была в два раза ниже взрослой эльфы, и даже предрассветная темнота не могла скрыть проказливое выражение её личика. Амелия подумала, что милее создания она в жизни не видела. Потом ей на глаза снова попались тролли: судя по всему, они ещё не отказались от идеи сделать из них рождественский ужин. Девочка зябко поёжилась. Может, в Работном доме мистера Мора было не так уж плохо… – Пикси Правды говорит правду. Отец Рождество – самый добрый человек на свете, – громко сказала она. Нуш легонько подпихнула Пикси Правды, и та снова взяла слово: – Да! Отец Рождество хороший и добрый. И он пытается сделать мир людей хоть капельку счастливее. При этом он не подвергает нас никакой опасности. Люди слишком заняты собой, чтобы идти сюда. Летучие историкси вас обманывают. Не знаю, зачем они это делают, но все пикси, которых я знаю, готовы это подтвердить. Из-за них вы выглядите даже глупее, чем есть на самом деле. А вы и так выглядите очень глупо, откровенно говоря. – Лгунья! – рыкнул Бух и топнул так сильно, что с горы неподалёку сошла лавина. – Она не мочь лгать, – возразил Джо, меланхолично почёсывая задницу. – Она Пикси Правды. Ургула ткнула в Амелию и Мэри узловатым пальцем размером с кушетку: – Но вот же люди. Амелия набрала полную грудь воздуха и шагнула вперёд. – Отец Рождество спас нас, когда мы попали в беду. Вот почему мы здесь. Вас он тоже спас. И было бы неплохо проявить немного благодарности, а не вести себя, как большие задиры. Малыш Мим восторженно хлопнул в ладоши. Амелия ему уже нравилась. Ургула наклонилась и нависла над Амелией. Девочка надеялась, что её не стошнит прямо на снег: из пасти тролля пахло хуже, чем изо рта у мистера Мора. Как будто капусту смешали с козьим помётом и старыми ботинками. – Ты быть храброй, человеческая девочка, – медленно проговорила Ургула. – Спасибо, – вежливо ответила Амелия. – Можно мы уже пойдём? Отцу Рождество нужно доставить ещё много подарков. Прежде чем Ургула успела открыть рот, к её уху, стрекоча крыльями, устремилась Летучая историкси. Она яростно что-то зашептала, но предводительница троллей отмахнулась от неё могучей рукой. – Отстаньте, пикси! Вы больше не лезть к нам в уши! – громко объявила она. Летучая историкси кувырнулась в воздухе и, пискнув что-то напоследок, полетела к Лесистым холмам. Едва это случилось, вперёд вышла Нуш. Она прочистила горло и подняла глаза на Ургулу, самую большую из троллей, что когда-либо жили на земле. – Позвольте представиться: я Нуш, журналистка «Ежеснежника». Это главная газета эльфов, вроде вашего «Воскресного Уга». Я хотела бы задать вам несколько вопросов. Ургула посмотрела на эльфу так, словно та была козявкой, приставшей к её башмаку (если бы тролли носили башмаки). Предводительнице троллей не было дела до газет. Даже до газеты троллей. «Воскресного Уга» она читала только раз. Но справедливости ради стоит сказать, что с тех пор он не слишком изменился. «Воскресный Уг» был большой каменной табличкой, на которой самый грамотный тролль высек «ТРОЛЛИ ЛУЧШЕ ВСЕХ». – Какой быть твой вопрос? – Мой вопрос быть… То есть я хочу спросить, почему в прошлом году вы не тронули редакцию «Ежеснежника»? Вы же стёрли с лица земли практически весь Эльфхельм. Откуда такая избирательность? Ургула крепко задумалась. Страшное лицо троллихи скорчилось от боли. От сложного слова «избирательность» у неё заныли зубы, а от мыслей в голове затрещали мозги. – Мы не напасть на «Ежеснежник», потому что Повелитель слов быть хороший. – Что за Повелитель слов? – навострила уши Нуш. Ургула покачала головой. – Повелитель слов в «Ежеснежнике». Так они его называть. – Они? Кто они? – не отставала Нуш. Она проводила взглядом Летучих историкси, которые стремительно покидали Долину троллей. Шелестя крыльями, они летели к Лесистым холмам, в родные земли пикси. Ургула тоже это заметила. С неожиданной для такой громадины прытью она схватила одного пикси. Это оказался мальчишка в серебряных одеждах. Нуш уже видела его раньше. Точнее, сегодня утром, за окном кабинета Отца Водоля. Тут ей вспомнилось ещё кое-что. Следы на снегу в прошлое Рождество. Когда Отец Водоль пришёл на Олений луг с Лесистых холмов, а не из редакции «Ежеснежника», где ему полагалось быть в Сочельник. Отец Водоль всегда ненавидел Рождество. И завидовал Отцу Рождество с тех самых пор, как тот занял его место во главе Совета эльфов. – Пожалуйста, не обижайте меня, – пискнул пикси. В руках огромадного тролля он казался крохотной серебристой блёсткой. – Зачем вы шептать нам глупости в уши? Ты говорить, а то я тебя съесть! – Повелитель слов приказал нам. Если мы делаем, что он просит, он даёт нам хорошие слова. Длинные! – Пикси облизнулся. – Слова, которых мы не знаем. – Я очень устала, но он говорит правду, – сказала Пикси Правды, развернулась и пошла домой. Нуш вспомнила, как в детстве поймала Летучую историкси в банку. И дедушка подарил пикси слово «разносторонний», чтобы та не держала на них зла. – Повелитель слов? – медленно повторила Нуш. Картинка сложилась. – Отец Водоль! Отец Водоль любит длинные слова. Отец Рождество посмотрел на Нуш. – Это ведь он отправил тебя сюда? – Да. В лунном свете было видно, как погрустнела Ургула. Крупная слеза скатилась по щеке троллихи и камнем упала рядом с Амелией. Девочка на всякий случай отошла подальше. Ургула отпустила историкси. Трепыхая помятыми крылышками, тот полетел догонять сородичей. – Мы ошибаться. Нам жаль. Мы наказать Повелителя слов, – сказала Ургула. Отец Рождество покачал головой. – Не нужно. Повелитель слов, то есть Отец Водоль, больше не ваша забота. Совет эльфов разберётся с ним. Мы лишь просим оставить нас в покое, соблюдать мирный договор и больше не слушать Летучих историкси. До конца ночи нам ещё многое предстоит сделать, так что… Ургула кивнула. Бух выглядел разочарованным. Изрядно потрёпанная правая голова двухголового тролля – тоже. Отец Рождество, Мэри, Амелия, Нуш и Малыш Мим припустили к саням, которые стояли за соседним холмом. Амелия подбежала к ним первой, и Капитан Сажа, всё это время прятавшийся в бездонном мешке, высунул любопытную мордочку. – Я встретила настоящих троллей, – поделилась с ним Амелия. – И пикси. И эльфов! Вот и они. Это Нуш, а это… Нуш потрепала сына по макушке и усадила в сани. – Малыш Мим, – подсказала она. Капитан Сажа мяукнул и потёрся головой о Малыша Мима. Он сам был размером с эльфёнка. Наверное, для Малыша Мима он как лошадь, подумала Амелия. – Ты странно выглядишь, – промяукал Капитан Сажа Малышу Миму, – но ты мне нравишься. Малыш Мим осторожно погладил кота и повернулся к Амелии. – Привет, – улыбнулся он. – Сколько тебе лет? – А как ты думаешь? – спросила Амелия. Малыш Мим смерил Амелию взглядом. Она была очень высокой. – Четыреста восемь? – серьёзно предположил он. Амелия прыснула. Мэри тоже засмеялась. – Даже не буду спрашивать, сколько, по-твоему, мне лет! Амелия рассказала Нуш, что тоже хочет стать писателем, как Чарльз Диккенс. А Нуш покраснела и прикрыла сыну уши, потому что для эльфийских ушей слово «Диккенс» было очень похоже на ругательство. Мэри с Отцом Рождество сели впереди. Часы на приборной панели показывали начало Скоро Утреннего. Блитцен и Гроза повернули головы к Отцу Рождество, ожидая его приказаний. – Летите, мои олени! – воскликнул он. И сани взмыли в небо. Путь домой Отец Рождество поговорил по телефону с Отцом Топо, который всё это время терпеливо ждал новостей в Мастерской игрушек. Амелия слушала и улыбалась. Она до сих пор не могла поверить, что это в самом деле Отец Рождество, и он разговаривает с настоящим эльфом по какому-то «телефону», пока они летят по небу на волшебных санях. – С ними всё в порядке, Отец Топо. Да… Да, именно так! Скажи Зануднику. Это всё козни Отца Водоля, но с ним мы разберёмся завтра. Сейчас у нас есть дела поважнее. В ту ночь Отец Рождество взял Мэри, Амелию, Нуш и Малыша Мима с собой в путешествие вокруг света, чтобы они помогли ему доставить подарки. Барометр надежды горел в полную силу, как и Северное сияние. У Амелии дух захватило от восхищения, когда они пролетали сквозь завесу волшебных огней. – Это… – начала она и замолчала. Никаких слов не хватило бы, чтобы описать её чувства. Поэтому Амелия просто вздохнула. Отец Рождество посмотрел на неё с улыбкой. – Так выглядит надежда. Это ты помогла Северному сиянию разгореться. Без тебя ничего бы этого не было. Без тебя и твоей веры в чудеса. И они полетели. Полетели на север и на юг, на запад и на восток. Амелия вдруг поняла, что мир невероятно велик, и в нём живёт очень много детей. А на крышах спит очень много котов. Последний факт заинтересовал Капитана Сажу. Сложнее всего было удержать его в санях и проследить, чтобы он не сбежал куда-нибудь в Китай или Камбоджу. Когда Амелия не присматривала за Капитаном Сажей, она вытаскивала подарки из бездонного мешка. Все подарки были аккуратно упакованы, так что они с Малышом Мимом придумали игру. Нужно было угадать, что внутри. Мячик. Волчок. Мягкая игрушка. Книга. Шоколадные монеты. Глобус. Мандарин. Когда сани пролетали над Парижем, Амелия, Нуш и Малыш Мим задремали. Но если бы они не спали, то увидели бы, как Мэри взяла Отца Рождество за руку и крепко её сжала. – Ты замечательный человек, – сказала она. – Но разве тебе не бывает одиноко? Ведь ты живёшь вдали от людей. – Бывает, – признался Отец Рождество. Внизу проплывали огни Версаля. – Думаю, было бы здорово для разнообразия иногда общаться и с людьми. – То есть мы можем остаться с тобой? – осторожно спросила Мэри. – Конечно, нам потребуется время, чтобы привыкнуть к эльфам с их остренькими ушками и большими глазами… Мэри обернулась и посмотрела на Нуш. Во сне она крепко обнимала Малыша Мима, а тот сопел, выпятив губу. – Возможно, я немного тороплю события, но, думаю, для начала нам лучше пожить с человеком. Ты ведь человек? Лицо Отца Рождество раскраснелось от счастья. – Человек с примесью чудовства. Совсем как ты теперь. – То есть я тоже могу творить волшебство? – Ты уже творила его, милая. Околдовала меня своими сияющими глазами. Мэри тяжело давались романтичные слова. Поэтому в ответ она смущённо пихнула Отца Рождество в бок. – Чаровник! – хмыкнула она и тут же схватила его за руку, потому что слегка перестаралась и чуть не вытолкнула его из саней. – И конечно, вы можете остаться! – сказал Отец Рождество. – Правда, во всём Эльфхельме только мой дом подойдёт тебе по размеру. В остальных ты застрянешь в дверях. – Умеешь ты делать комплименты, – хихикнула Мэри. А Блитцен и Гроза пошли на снижение, чтобы развести подарки всем детям в Париже. Пару сотен остановок спустя Отец Рождество спросил Амелию: – Не хочешь попробовать управлять санями? Ты ведь уже дважды спасла Рождество. – В этом году я была не одна, – улыбнулась Амелия. – Нуш и Мэри тоже помогли. Нуш радостно схватила Мэри за руку. Ей в голову пришло отличное название для новой статьи. – Девочки, которые спасли Рождество! – Девочки? – переспросила Мэри. – Мне пятьдесят восемь лет! Амелия перебралась к Отцу Рождество на переднее сиденье, и он объяснил ей, зачем нужны все рычаги и кнопки на приборной доске. Часы, барометр надежды, кнопка, которая останавливала время, и та, что снова его запускала. Амелия увидела, что часы показывают десять минут Предрассветного. – Это эльфийское время, – сказал Отец Рождество. – Эльфы не любят цифры. Он протянул ей экземпляр своей книги «Санное мастерство». – Чтоб ты знала, Чарльз Диккенс – не единственный, кто пишет книги. Отец Рождество заметил, что у Амелии прирождённый талант управлять санями. Олени откликались на легчайшее движение поводьев. Правда, из-за неё они чуть не нырнули в озеро Лох-Несс в Шотландии, но лишь потому, что Амелия засмотрелась на жившее в озере чудовище. Оно как раз высунуло свою маленькую голову из воды и с не меньшим интересом наблюдало за летающими санями. – Когда ты знаешь, что возможно всё, твоим глазам открываются самые необычные вещи, – пояснил Отец Рождество. Когда они прилетели к маленькому городу Кристиинанкаупунки в Финляндии, Амелия уже могла аккуратно посадить сани где угодно. Что она и сделала на крыше скромного домика с небольшой трубой. Отец Рождество вдохнул холодный воздух и огляделся вокруг. – Видите вон тот лес? – спросил он и махнул рукой в сторону тёмных деревьев. Они стояли плотной стеной, щекоча макушками небо. – Да, – сказала Амелия. – Там жил мальчик по имени Николас. В крохотном доме с отцом-дровосеком. У него не было ничего, кроме куклы из репки и домашней мышки. Николас был совсем тощим и ходил в обносках. А когда его отец ушёл в экспедицию на Крайний север, Николасу пришлось жить с тётей. Она выгнала мальчика из дома, и он спал на голой земле. Но с другой стороны, у него было всё. Потому что он верил в волшебство. По-настоящему верил, что всё возможно. – Я бы хотела с ним подружиться, – сказала Амелия. – И я. – Мэри снова крепко сжала руку Отца Рождество. Доставив подарки семнадцати детям в Кристиинанкаупунки, Амелия повернула сани на север – к Эльфхельму. Она не представляла, как сложится её жизнь и каково будет человеческому ребёнку в мире эльфов, троллей и пикси, – но не сомневалась, что всяко лучше, чем в работном доме. И когда Амелия под ликующие крики эльфов приземлила сани на Оленьем лугу, на её лице появилась улыбка. Сначала несмелая, она с каждой секундой становилась всё шире. – Почему здесь не холодно? – спросила Амелия Отца Рождество. Тот покачал головой. – Это эльфийская погода. Тебе станет холодно, только если сама захочешь. Вдруг Отец Рождество заметил в толпе Пикси Правды. Она пришла со своим кавалером – Пикси Лжи. Это был пикси в зелёных одеждах, с тёмными волосами и тёмными глазами. Наверное, он был самым красивым пикси за всю историю этого народца. Маарта, домашняя мышка Пикси Правды, ехала в нагрудном кармане её жёлтой туники. Она высунула любопытный нос, но тут же юркнула обратно, заметив чёрного кота с белой кисточкой на хвосте. Малыш Мим возбуждённо подпрыгивал на месте: ему не терпелось увидеть отца. А Занудник уже бежал к саням, расталкивая толпу. Ему тоже не терпелось увидеть свою семью. Заметив эльфа в очках, которого они любили больше всего на свете, Нуш и Малыш Мим спрыгнули с саней и крепко обняли Занудника. – Прости меня, – сказала Нуш. – И меня! – пискнул Малыш Мим. – Вы живы, и это главное! – ответил Занудник, сгрёб жену и сына в охапку и в порыве чувств попытался оторвать их от земли. Но поскольку он был не самым сильным эльфом, то лишь завалился на спину, и Нуш с Малышом Мимом рухнули на него сверху. – Хо-хо-хо! – рассмеялся Отец Рождество. – А теперь идите праздновать! И счастливого Рождества! – СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА! – прокричал Малыш Мим, который просто очень любил эти слова. За спинами эльфов мелькнула чёрная борода Отца Водоля. Но Отец Рождество решил, что это подождёт до завтра. А сегодня Рождество, и он должен показать Мэри и Амелии их новый дом. Однако, едва Отец Рождество вылез из саней и ступил на снег, послышался низкий рокот. – О нет! – испуганно ахнул Занудник. – Тролли! – Нет, – сказал Отец Рождество. На сей раз действительно рокотал его живот. – Я просто проголодался. Воздух наполнился эльфийским смехом. – К счастью, мы много всего приготовили для рождественского ужина! – сказал шеф-повар Коко. – Хо-хо-хо! – довольно хохотнул Отец Рождество и отошёл в сторону, чтобы остальные могли вылезти из саней. – Вот мы и приехали, – сказала Мэри, с улыбкой оглядывая эльфийский городок, залитый розовым рассветом. – В наш новый дом. – Дом, – тихо повторила Амелия. Сама мысль, что её новый дом будет здесь, рядом с эльфами и Отцом Рождество, казалась невероятной. Почти невозможной. Она вспомнила слова мамы о том, что жизнь похожа на печную трубу. Иногда приходится попотеть, чтобы через темноту вылезти к свету. Девочка посмотрела на город эльфов, укрытый снегом, словно глазурью, и подумала, что путь через темноту окончен. Вот её свет. Амелия осторожно взяла Капитана Сажу на руки и сошла с саней – в новую жизнь, полную волшебных всевозможностей. Благодарности У меня, конечно, нет эльфов и мастерской, зато есть множество людей, которые помогли сделать эту книгу реальностью. И я хочу сказать ОГРОМНОЕ СПАСИБО (да, именно так, большими буквами) всем, кто принял участие в работе над ней. Крису Моулду, разумеется – за его неподражаемые волшебные иллюстрации. Фрэнсис Бикмор, моему блестящему редактору, которая точно знает, что убрать, а что добавить, и позволяет мне писать книги, которые мне самому нравятся. Клэр Конвилл, моему агенту, за мудрость и светлый ум. Рафаэле Ромайя за дизайнерское мастерство. Джейми Бингу, Дженни Тодд, Дженни Фрай, Нилу Прайсу, Джез Лейси-Кемпбелл, Вики Рутфорд, Андреа Джойс, Каролине Кларк, Лине Ленгли, Алану Троттеру, Джо Дингли и всем эльфам издательства «Canongate» – за их неоценимую поддержку. Кэри Маллиган и Стивену Фраю за то, что одолжили свои волшебные голоса рождественским аудиокнигам. Андреа Сэмпл, женщине, которую я люблю и с которой живу, – за её острый глаз, ниндзя-чтение и редакторские таланты, а также за многое другое, на перечисление чего не хватит страниц. Моим детям Перл и Лукасу – я пишу эти книги для вас. Всем моим родным и друзьям. Всем моим чудесным читателям, с которыми я встречался и поддерживал связь на протяжении многих лет. Всем людям, которые тепло приняли мою прошлую рождественскую книгу – в особенности Саймону Майо, Джанетт Уинтерсон, Франческе Саймон, Дженни Колган, Фрэнку Коттреллу Бойсу, Аманде Крэйг, Тому Флетчеру и Тони Брэдмену. И, конечно же, спасибо Отцу Рождество за то, что он есть. Спасибо вам всем!